– Куда ты собралась? – тихо спросил он.
– Не знаю. Наверное, поеду в Нью-Йорк.
– Будешь искать работу? – Он улыбнулся, желая обратить все в шутку. Но Грейс не приняла игры.
– Да! Стану порнозвездой. Мне сделали изумительную рекламу.
– Ну-ну, Грейс… – Он подошел к ней поближе. – Не шути…
– Не шути? Так ты считаешь это шуткой? Полагаешь, что вся эта история не более чем чья-то злая шутка? А угробить политическую карьеру мужа и дожить до того, что дети почти возненавидели меня – тоже шутка?
– Они не понимают… Никто из нас не понимает. Очень трудно понять, отчего весь мир стремится причинить нам боль…
– Просто мир таков, каков он есть! Меня терзали всю жизнь. Пора бы мне привыкнуть! Подумаешь, большое дело! А ты не беспокойся, когда меня не будет, ты преспокойно победишь на выборах.
– Но ты для меня куда важнее… – нежно сказал он.
– Чушь собачья! – грубо бросила Грейс. В этот момент она ненавидела себя за все, что причинила ему, даже за то, что полюбила его… за то, что наивно полагала, будто прошлое останется прошлым… Ничто не забылось. Прошлое гналось за ней, оно было неизменным ее спутником, словно пустая консервная банка, привязанная к кошачьему хвосту, оно отчаянно гремело… гремело на весь свет обо всем гадком, мерзком…
Тогда Чарльз снова спустился вниз, решив, что ей надо побыть одной, и ночь они снова провели врозь.
Утром она приготовила завтрак для мужа, Эндрю и Мэтта, а за столом Чарльз попытался снова начать уговаривать ее никуда не уезжать. Он не упоминал о прошлой ночи, о ее чемоданах, и Грейс сделала вид, что ничего не поняла. В присутствии мальчиков ей не хотелось об этом говорить. В тот день Чарльзу предстояло множество важных дел, и до полудня у него просто не было свободной минуты, чтобы позвонить домой. А когда он наконец позвонил, трубку никто не взял…
Грейс уже давно не было дома. Она написала письма всем еще накануне вечером, сидя в постели, обливаясь слезами, она рвала бумажки и начинала снова и снова… Она писала, как любит их всех, как терзается оттого, что причинила им столько страданий… Она просила детей позаботиться о папе, быть с ним ласковыми, поддержать его. Труднее всего было написать письмо для Мэтта… Он был все еще слишком мал. Возможно, он так и не поймет, почему мама уехала. Не поймет, что она делает это ради их же блага. Она была той самой раненой жертвой, кровь которой привлекала кровожадных акул, и теперь ей надо было как можно скорее убраться подальше от близких, родных и любимых, чтобы отвести от них беду… Она собиралась пробыть пару дней в Нью-Йорке – просто чтобы немного опомниться. Письма она оставила в кабинете Чарльза с короткой запиской, в которой просила передать их детям.
А из Нью-Йорка она поедет в Лос-Анджелес… До рождения ребенка еще далеко – она успеет найти работу. А малыша она отдаст потом Чарльзу… впрочем, может быть, он позволит ей оставить его себе… Уезжала она заплаканная и дрожащая. Домработница видела, что хозяйка куда-то собирается, и слышала ее душераздирающие рыдания, доносившиеся из гаража, но побоялась влезть не в свое дело. Она прекрасно понимала причину расстройства, по крайней мере ей так казалось. Добрая женщина и сама расплакалась, увидев обложку журнала…
Но Грейс не воспользовалась своей машиной. Она заранее вызвала такси и теперь поджидала его у ворот. Домработница из окна видела, что от дома отъехало такси, но не заметила, кто в него садился. Она полагала, что Грейс все еще в гараже и собирается поехать по делам, а уж потом заехать в школу за Мэттом. На самом же деле Грейс попросила подругу взять мальчика, а Чарльза ожидало отчаянное письмо, и еще три, не менее горькие, адресованные детям…
Таксист гнал как сумасшедший, и при этом ухитрялся еще болтать, не закрывая рта. Он оказался родом из Ирана, и все время повторял, что в Америке счастлив до чертиков и что у его жены вот-вот родится малыш… Но Грейс его не слушала. Она случайно увидела на переднем сиденье небрежно брошенный номер «Клубнички» – тот самый, – и ей стало нехорошо. А таксист все время оборачивался к ней, и вот машина с грохотом врезалась в капот автомобиля, двигавшегося впереди… Тотчас же в капот его собственного такси врезалась машина, ехавшая сзади. Образовавшаяся пробка рассасывалась не менее получаса. Появился патруль, но сразу же выяснилось, что шуму было больше, чем дела, – никто не пострадал, и все ограничилось проверкой документов и прав, а также обменом адресами страховых компаний. Но Грейс эти полчаса показались бесконечными. Впрочем, она всегда могла улететь ближайшим рейсом, если опоздает на самолет.