Особенно,... 
36 
– Привет, – сказал он, словно мальчишка, и застыл, не сводя глаз с Рафаэллы, стоящей посреди комнаты – Спасибо за позволение подняться-таки сюда. Конечно, это может показаться безумием, но хотелось вас повидать.
Алекс вдруг сам удивился, зачем пришел. Что намерен ей сказать? И что способен сказать, кроме того, что с каждой встречей все больше влюбляется в нее, всякий раз все сильнее. А когда не с ней, то ее образ преследует его как призрак, без которого ему не жить. Вместо всех этих слов он лишь произнес:
– Спасибо.
– Ничего, ничего. – Голос ее стал совсем спокоен.
– Вы не желаете поесть? – Она неуверенно указала на полный стол на колесиках.
Он тряхнул головой:
– Благодарю. Я уже поужинал с племянницей. И не собирался мешать вашему ужину. Так садитесь же, приступайте. – Но она, улыбнувшись, не согласилась.
– Ужин подождет. – После короткой паузы она, вздохнув, пересекла медленно комнату.
Посмотрела рассеянно в окно, потом перевела взгляд на него:
– Алекс, простите. Меня глубоко трогает ваше чувство, но я бессильна что-либо предпринять.
Она обратилась к нему голосом одинокой принцессы, неотступно сознающей свои августейшие обязательства и сожалеющей, что иначе поступить ей не дано. Все в ней было аристократично: и манеры, и выражение лица, и стан; даже в розовом атласном купальном халате Рафаэлла Филипс смотрелась по-королевски с головы до пят. Лишь одно напоминало о ее человеческой сути – острая боль во взгляде, которую было никак не скрыть.
– А ваше чувство, Рафаэлла? Как быть с ним? С вами?
– Со мной что? Я – это я. Ничего не могу поменять. Я – жена Джона Генри Филипса. Уже пятнадцатый год. Надо жить соответственно, Алекс. И я буду всегда соблюдать это.
– И сколько лет он в том состоянии, как сейчас?
– Семь с лишним.
– Вам мало? Не хватит ли уговаривать себя, что выполняете свой долг? Это ли утешение за вашу погубленную молодость? Вам сколько? Тридцать два? Выходит так, Рафаэлла, вы не живете с двадцати пяти лет. Как можно? Как можно терпеть дальше?
Она в ответ покачала головой, слезы выступили на глазах.
– Я обязана. Вот и все. И нет вопросов.
– Вопросы, однако, есть. Как вы можете такое говорить? – Он приблизился, ласково глядя на нее. – Рафаэлла, речь о вашей жизни.
– Нет иного выбора, Алекс. А вы никак не хотите понять этого. Может, нет лучшей жизни, чем заведенная моей матерью. Может, только в таких условиях все это обретает смысл. Там, где нет искушений. И никто не приблизится к тебе, заставляя сделать иной выбор. Тогда не из чего и выбирать.
– Сожалею, что вам это причиняет такую боль. Но при чем тут выбор? К чему сейчас нам все это обсуждать? Почему нам не быть друзьями, вам и мне? Я от вас ничего не требую. Но мы можем встречаться по-дружески, ну, например, за ленчем. – Об этом оставалось мечтать, и это было ясно и ему, и Рафаэлле, которая в ответ покачала головой.
– Как долго, по-вашему, это продлится, Алекс? Ваши чувства мне известны. И думаю, вы знаете, что я отношусь к вам таким же образом.
При этих словах у него защемило сердце, захотелось обнять ее, однако он не решился.
– Как мы забудем об этом? Как притворяться, будто этого не существует? – Стоило взглянуть на него, чтобы убедиться, что подобное невозможно.
– Думаю, нам это предстоит. – И потом, храбро улыбнувшись, добавила: – Может, через несколько лет снова встретимся.
– Где? В вашем фамильном доме в Испании, когда они вновь запрут вас на замок? Кого вы дурачите? Рафаэлла…
Он подошел к ней, мягко положил руки ей на плечи, она же подняла на него свои громадные встревоженные черные глаза, которые он так полюбил.
– Рафаэлла, люди всю жизнь проводят в поисках любви, желая, ожидая, разыскивая ее, и обычно так ее и не обретают. Но в свой срок, в свой чудный срок она приходит, устремляется в твое лоно, стучится в твою дверь, извещает: «Вот она я, бери меня, я твоя». Коль она пришла, как ты можешь отвернуться? Как выговоришь: «Не сейчас. Может, попозже». Как откладывать, зная, что открывшаяся возможность, вполне вероятно, никогда не повторится?
– Порой воспользоваться такой возможностью – роскошь, такая роскошь, которую нельзя себе позволить. Пока нельзя. Не могу я так поступить, и вам известно.
– Ничего не известно. Позволив себе полюбить меня, что вы, по сути, отнимаете у своего мужа? Не все ли ему равно, в его-то положении?
– Не все равно.
Она не отводила глаз под взглядом Алекса, он по-прежнему держал ее за плечи, так стояли они лицом к лицу посреди комнаты.
36 
