Особенно,... 
85 
— Да, — подтвердила Тюльпен. Она прислушалась, как Богус в ванной спустил за собой воду.
Они сходили в Бронксский зоопарк: Кольм, Богус и Тюльпен, Ральф Пакер и Кент, вместе с киноаппаратурой стоимостью в две тысячи долларов. Пакер заснял Кольма и Богуса, когда они ехали на метро к Бронксу на том длинном, уродливом участке, что проходит над землей.
Кольм увидел белье, вывешенное из закопченных квартир в закопченных домах на противоположной стороне.
— А разве это белье не пачкается? — удивился он.
— Угу, — отозвался Богус. Ему очень хотелось сбросить с поезда Ральфа Пакера вместе с Кентом и их оборудованием на две тысячи долларов, предпочтительно с большой высоты. Но Тюльпен вела себя очень мило, и Кольму она явно нравилась. Разумеется, она прилагала для этого немало усилий, и все же оставалась достаточно естественной, чтобы Кольм чувствовал себя с ней как дома.
Но Кольм никогда не любил Ральфа. Даже когда был еще совсем маленьким и Ральф приходил к ним домой в Айове, Кольм не любил его. Когда камера начинала трещать не переставая, Кольм таращил глаза прямо в объектив до тех пор, пока Ральф не останавливал камеру и не опускал ее вниз. Затем Кольм притворялся равнодушным и отворачивался в сторону.
— Кольм? — прошептал Богус. — Как ты думаешь, Ральф жил бы в пресной или соленой воде? — Кольм хихикнул, потом зашептал на ухо Тюльпен, передавая ей то, что сказал Богус. Она улыбнулась и что-то сказала ему в ответ, и он тут же передал это Богусу. Камера заработала снова,
— Нефть, — прошептал Кольм.
— Что? — не понял Богус.
— Нефть! Ральф жил бы в нефти.
— Правильно! — воскликнул Трампер, бросая благодарный взгляд на Тюльпен.
— Правильно! — закричал Кольм. Заметив, что камера опять взялась за него, он снова заставил Ральфа Пакера опустить ее.
— Малыш все время пялится в камеру, — пробурчал Кент Ральфу.
С преувеличенным терпением Ральф наклонился к Кольму и улыбнулся.
— Эй, Кольм! — ласково сказал он. — Не смотри прямо в камеру, хорошо?
Кольм глянул на отца, словно ожидая указания, должен он слушаться Ральфа или нет.
— Нефть! — прошептал Богус.
— Нефть, — повторила Тюльпен, как припев. Затем она засмеялась, и Кольм залился смехом вместе с ней.
— Нефть, — припевал Кольм.
Кент выглядел сбитым с толку, но Ральф Пакер, который все же умел подмечать детали, отвел камеру в сторону.
А после зоопарка — беременных самок, линяющих зверей, всего этого охраняемого маленького королевства — и после бог знает скольких футов отснятой пленки, запечатлевшей не животных, а главных персонажей, Тюльпен, Богуса и Кольма, они бросили Ральфа и Кента вместе с их причиндалами на две тысячи долларов.
На самом деле Ральф никогда не расставался с камерой. Она болталась на его мощных плечах, словно револьвер в кобуре, но было видно, что это револьвер большого калибра и что он постоянно заряжен.
Тюльпен с Богусом водили Кольма на кукольное представление в Виллидж. Тюльпен знала все о подобных вещах: когда в кинотеатрах показывают детские фильмы, устраивают танцы и спектакли, дают оперы, симфонии и кукольные представления. Она знала обо всем этом, поскольку такие мероприятия интересовали ее больше, чем развлечения для взрослых, хотя по большей части они были просто ужасными.
Но Тюльпен всегда выбирала то, что надо. После кукольного спектакля они отправились подкрепиться в местечко под названием «Желтый ковбой», которое было украшено плакатами из старых вестернов. Кольму там страшно понравилось, и он уплетал за обе щеки. Потом он заснул прямо в такси. Богус настоял на такси, поскольку не хотел, чтобы мальчик видел ночное метро. На заднем сиденье Тюльпен и Богус едва не подрались, пытаясь решить, на чьих коленях лежать Кольму. Тюльпен уступила, позволив Трамперу взять ребенка себе, но положила свою руку на ногу Кольма.
— Я просто не могу от него оторваться, — прошептала она Трамперу. — Понимаешь, он твой, он часть тебя. — Трампер выглядел сконфуженным, но Тюльпен продолжила: — Я не знала, что так сильно люблю тебя, — сказала она Богусу и тихонько заплакала.
— Я тебя тоже очень люблю, — хрипло прошептал Богус, но не отважился взглянуть на нее.
— Давай родим ребенка, Трампер, — прошептала она. — Разве мы не можем?
— У меня есть ребенок, — мрачно ответил Трампер. Затем он скорчил гримасу, как если бы не мог вынести прозвучавшую в его голосе жалость к самому себе.
85 
