Особенно,... 
184 
Однако прежде чем просить тебя о том, чтобы ты приютил меня в твоем собственном доме, я бы хотела, отец (если, конечно, у тебя будет время подумать обо мне), просить тебя найти мне другого мужа. Пока еще прошло всего семь месяцев моего траура. Если ты дашь согласие, я бы провела остальные месяцы в твоем доме под защитой твоей жены. Но я не собираюсь обременять Далматику дольше, чем на этот срок. Я должна иметь свой собственный дом.
Я не такая, как Аврелия, и не хотела бы жить сама по себе. Несмотря на всю тиранию Марсии, я не могу считать образ жизни Аврелии на редкость удачным. Пожалуйста, отец, найди мне другого мужа, и я была бы тебе так благодарна! Выйти замуж за худшего из людей бесконечно предпочтительнее, чем вторгаться в дом другой женщины. Я говорю это совершенно искренне.
Что же касается непосредственно меня, то я вполне здорова, хотя беспокоит кашель – должно быть, из-за холода в моей комнате. То же относится и к детям. Меня не покидает мысль, что в этом доме будут недолго печалиться, если что-нибудь произойдет с моим сыном».
Плач Корнелии Суллы был мельчайшей песчинкой в том потоке все ухудшающихся новостей, настигавших Суллу, но именно она и склонила чашу весов.
Пока он не получил этого письма, Сулла еще не знал, какое решение примет. Теперь же он знал это. И хотя оно не имело ничего общего с Корнелией Суллой, у него появилась идея и относительно ее бедной маленькой жизни тоже. Как смел этот пицен, эта нахальная деревенщина, подвергать опасности здоровье и счастье его дочери и ее сына!
Сулла отправил два письма, одно – Метеллу Пию Поросенку, приказывающее ему прибыть в Капую из Эзернии и привезти с собой Мамерка; второе – Помпею Страбону. Письмо Поросенку состояло из двух простых предложений, письмо Помпею Страбону отличалось большей основательностью.
«Не сомневаюсь, Помпей Страбон, что тебе известно о происходящем в Риме: об опрометчивых действиях Луция Цинны и его дрессированной шайки трибунов плебса. Я думаю, мой северный друг и коллега, что мы знаем друг друга достаточно хорошо. – Сожалею, что наши карьеры не позволяли нам завязать тесную дружбу, но мы оба понимаем, что наши цели и намерения совпадают. Я нахожу в тебе консерватизм и уважение к старым законам такое же, какое испытываю сам. И я знаю, что ты не любишь Гая Мария, и сильно подозреваю, что это же относится и к Цинне.
Если ты искренне считаешь, что для Рима лучше было бы послать против Митридата Гая Мария с его легионами, тогда разорви это письмо немедленно. Но если ты предпочитаешь видеть меня и мои легионы сражающимися с Митридатом, продолжай читать дальше.
Благодаря тому, как обстоят дела в Риме в настоящее время, я беспомощен начать то предприятие, которое мне следовало бы начать еще в прошлом году, пока не истек срок моего консульства. Вместо того, чтобы отправиться на Восток, я вынужден сидеть в Капуе со своими тремя легионами, пытаясь избежать утраты своих полномочий, ареста и представления перед судом за такое преступление как усиление mos maiorum. Цинна, Серторий, Вергилий, Магий и остальные говорят, разумеется, об измене и убийстве.
Не принимая в расчет мои легионы здесь, в Капуе, еще два перед Эзернией и один перед Нолой, твои легионы являются единственными, которые находятся в Италии. Я могу положиться на Квинта Цецилия в Эзернии и Аппия Клавдия в Ноле, поскольку они поддерживали меня и мои планы, пока я был консулом. Это письмо я написал для того, чтобы спросить: могу ли я также полагаться на тебя и твои легионы? Может случиться так, что после моего ухода из Италии, ничто уже не остановит Цинну и его друзей. И могу уверить тебя, что если я вернусь с Востока победителем, то заставлю своих врагов заплатить за все.
Теперь, что касается моего нынешнего положения. Мне необходимы гарантии на те четыре или пять месяцев, пока меня не будет в Италии. Ветры над Адриатикой и Ионией в это время чрезвычайно капризны, и бури разыгрываются достаточно часто. Я не могу позволить себе рисковать войсками, в которых Рим сейчас отчаянно нуждается.
Гней Помпей, не мог бы ты в моих интересах взять на себя задачу проинформировать Цинну и его союзников, что я законно послан на эту восточную войну? То есть о том, что если они попытаются помешать моему отплытию, это окажется гибельным для них. И что, по меньшей мере, сейчас они должны прекратить свои попытки изводить меня. Итак, мог бы ты это сделать?
Если ты решишь ответить мне положительно, то умоляю, считай меня во всех отношениях своим другом и коллегой. Я буду ждать твоего ответа с большим волнением».
184 
