ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  38  

Аромат дорогих благовоний.

Я не открывал глаз, не хотелось стряхивать с себя паутину сна: я боялся, что стоит только это сделать, и сладостное ощущение уже не вернется. А как замечательно было просто плыть по течению, стараясь понять, что это за волнующий запах. Но откуда-то издалека пришла мысль — где-то я уже слышал этот соблазнительный аромат… На свадьбе, когда для жениха и невесты открывают баночки с нардом![3]

Я открыл глаза. Услышал шорох одежды. Ощутил, как что-то тяжелое и мягкое опустилось на мои голые ноги.

Я поспешно сел, все еще сонный. Темная накидка лежала на моих ногах, а поверх нее тяжелое черное покрывало. Отличная шерсть. Дорогая шерсть. Я старался прогнать сон. Кто здесь и для чего?

Я поднял голову и увидел женщину, которая стояла передо мной в лучах солнца, под пологом древесных крон.

Ее волосы спадали роскошной волной. Золотая вышивка ее туники, затейливая и богатая, мерцала у горла и вдоль подола. От ее волос и одежды исходил упоительный аромат.

Авигея. Авигея в свадебном платье. Авигея с распущенными струящимися волосами, сверкающими на солнце. На свету я видел длинный плавный изгиб ее шеи, обнаженное плечо под золотой вышивкой. Ее туника была расстегнута. Руки, унизанные кольцами и браслетами, раскинуты в стороны.

Красота Авигеи блистала в густой тени деревьев, как будто она была таинственным кладом, открыть который можно только в тайне от всех.

И как только сон окончательно меня покинул, я понял: она здесь, со мной, и мы одни.

Всю свою жизнь я провел в многолюдных комнатах, работал, приходил и уходил вместе с остальными, с женщинами, среди которых были мои сестры, тетки, мама, дальние родственницы, дочери и жены мужчин. Скрытые от взглядов женщины, одетые, закутанные до самой шеи в покрывала, завернутые в одеяла и лишь время от времени мелькающие на деревенских свадьбах в роскошных одеяниях.

Мы были одни. Мужчина во мне знал, что мы одни, и мужчина во мне знал, что эта женщина может быть моей. И все бесконечные сны, мучительные сны и мучительные ночи, могут сейчас, наяву, завершиться объятием ее нежных рук.

Я вскочил. Потянулся к накидке и шерстяному покрывалу, которые она сбросила, и поднял их.

— Что ты делаешь? — сказал я. — Что за безумная мысль пришла тебе в голову?

Я набросил на нее накидку и прикрыл ей голову темным покрывалом. Я обнял ее за плечи.

— Ты не в себе. Ты этого не хочешь. Пойдем, я провожу тебя домой.

— Нет, — сказала она.

Она оттолкнула меня.

— Я ухожу, чтобы бродить по улицам Тира, — сказала она. — Я ухожу, чтобы скитаться по улицам. Нет. Не пытайся меня остановить. Если ты не хочешь для себя того, чего очень скоро будут добиваться многие мужчины, я ухожу прямо сейчас.

Она повернулась, чтобы идти, но я поймал ее за руку.

— Авигея, не будь ребенком, — шепнул я ей.

Глаза ее глядели горестно и холодно, веки трепетали.

— Иешуа, отпусти меня.

— Ты сама не понимаешь, что говоришь, — сказал я. — Улицы Тира! Да ты никогда не видела таких городов, как Тир. Это ребячество. Думаешь, его улицы и есть та грудь, к которой ты хочешь припасть? Авигея, ты пойдешь домой со мной, в мой дом, где живут моя мать и сестры. Авигея, неужели ты думаешь, что мы молча за всем наблюдали и ничего не делали?

— Я знаю, что ты сделал, — ответила она. — Это бесполезно. Меня признали виновной, но я не стану умирать голодной смертью под крышей того человека, который меня обвинил. Не стану!

— Тебе надо уехать из Назарета, — сказал я.

— Именно это я и сделаю.

— Нет, ты не понимаешь. Твой родственник, Хананель из Каны, разослал письма, он…

— Он приходил сегодня к нам, — произнесла она угрюмо. — Да, Хананель и его внук Рувим, они стояли перед моим отцом и просили у него моей руки.

Она отстранилась от меня. Ее трясло.

— И знаешь, что сказал мой отец этим людям, Хананелю из Каны и его внуку Рувиму? Он им отказал! «Думаешь, эта треснувшая чашка, — так он им сказал, — и есть горшок с золотом?!»

Она дрожала, переводя дух.

Я лишился дара речи.

— «Я не выставлю на продажу эту треснувшую чашку», — сказал он. Мой отец сказал… «Я не вынесу на рынок свой позор, чтобы ты купил его!»

— Да он лишился рассудка!

— Да, лишился рассудка, потому что его дочь Авигею трогали руками и она опозорена! Он хочет, чтобы она умерла в своем позоре! Он так и сказал Рувиму из Каны. «У меня нет для тебя дочери. Ступай».


  38