128 
Теперь, когда вся ахейская армия была на берегу, мы снова взяли привычку прохаживаться по стенам, глядя на разные флаги, которые реяли над домами ахейцев. Со стороны Скамандра, в месте, где расступалась внутренняя стена, над некоторыми из бараков развевалось знамя, которого я никогда раньше не видел, — белый муравей на черном фоне, сжимающий в челюстях красную молнию. Ахилл Эакид, его мирмидонский штандарт. Лицо Медузы не могло бы наполнить сердца троянцев большим страхом, чем он.
Обязанный выслушивать пустяки, пока мои львы рвались в битву, я не пропускал ни одного собрания. Кто-то должен был быть там, чтобы напоминать, что армия застоялась и устала от упражнений, кто-то должен был быть там, чтобы видеть, как царь пропускает все мимо ушей, видеть, как улыбается Антенор — противник всех решительных действий.
Мрачно направляясь на собрание в тот день, который изменил нашу жизнь, я не предчувствовал ничего дурного. Придворные стояли вокруг, занятые бесцельной болтовней, не обращая внимания на тронный помост, у подножия которого проситель излагал свою жалобу, имевшую отношение к сточным каналам, по которым троянские ливневые воды и экскременты стекали в нечистый Скамандр. Его новый дом отказались подключать к стокам, и он, хозяин дома, был очень зол.
— У меня есть дела поважнее, чем стоять здесь и оспаривать право кучки глупых законников мешать честным людям! Я исправно плачу подати и требую к себе уважения! — кричал он на Антенора, который как главный судья защищал городские водоотводные службы.
— Ты обратился не к тому мужу! — отрезал тот.
— Мы что, египтяне? — вопрошал домовладелец, размахивая руками. — Я поговорил с тем, с кем говорю обычно, и он сказал «да»! А потом, прежде чем я успел подсоединить дом к стоку, приходит отряд стражников и запрещает мне это делать! Лучше жить в Ниневии или Каркемише! Где-нибудь — где угодно, — где законники еще не парализовали жизнь своими глупыми распоряжениями! Я заявляю, что Троя — такая же косная, как Египет! Я отсюда уеду!
Антенор уже открыл рот, приготовившись ринуться на защиту своих возлюбленных законников, когда в зал ворвался какой-то человек. Я не узнал его, но Полидамант сразу задал вопрос.
— В чем дело? — рявкнул он.
Человек застонал, с мукой переводя дыхание, облизал губы, попытался заговорить и в конце концов с безумным выражением указал на моего отца, который наклонился вперед, позабыв про стоки. Полидамант помог бедняге взобраться на помост и усадил на нижнюю ступеньку, дав знак принести воды. Даже разгневанный хозяин дома почувствовал, что дело это поважнее будущего сточных вод, и немного подвинулся — хотя и не настолько далеко, чтобы это помешало ему расслышать то, о чем пойдет речь.
Отдышавшись и выпив воды, человек заговорил:
— Царь, мой господин, великие новости!
Отец посмотрел скептически:
— В чем дело?
— Мой господин, на рассвете я был в ахейском лагере и присутствовал при прорицании, которое Агамемнон приказал устроить, чтобы узнать причину чумы, убившей десять тысяч воинов!
Десять тысяч ахейских воинов умерли от болезни! Я почти бегом пробрался к трону. Десять тысяч! Если мой отец не сможет понять, что это значит, то он просто слепец и Троя обречена. На десять тысяч ахейцев меньше, на десять тысяч троянцев больше. О отец, позволь мне вывести нашу армию за ворота! Я уже почти сказал это, когда понял, что человек еще не закончил рассказывать новости; я прикусил язык.
— Мой господин, между Агамемноном и Ахиллом произошла ужасная ссора. Армия расколота. Ахилл вышел из войны сам и отозвал своих мирмидонян и остальных фессалийцев. Мой господин, Ахилл не будет сражаться за Агамемнона! Это наш день!
Я вцепился в спинку трона, чтобы не упасть, домовладелец издал изумленный вопль, отец побледнел, Полидамант уставился на своего лазутчика с недоверием, Антенор неловко привалился к колонне, все остальные в зале словно окаменели.
Раздался громкий блеющий смех.
— Как низко пали великие! — вопил мой брат Деифоб. — Как низко пали великие!
— Тихо! — оборвал его отец и посмотрел вниз, на лазутчика. — Почему? В чем была причина ссоры?
— Ссора была из-за женщины, мой господин, — ответил человек, уже спокойнее. — Калхант потребовал, чтобы Хрисеиду, отданную верховному царю в качестве лирнесского трофея, отослали в Трою. Аполлон был так разгневан ее пленом, что наслал на ахейцев чуму и прекратит ее только тогда, когда Агамемнон отдаст свой трофей. Агамемнон был вынужден починиться. Ахилл стал насмехаться над ним. Он просто глумился над ним. Тогда Агамемнон приказал, чтобы Ахилл в возмещение отдал ему свой собственный трофей из Лирнесса, царевну Брисеиду. Передав ее верховному царю, Ахилл заявил, раз так, он сам и все воины, стоящие под его знаменами, выходят из войны.
128 
