26 
Мэри обедала, потому что в этот час все так делали. После обеда разрешалось сидеть в общей гостиной сколько хочешь, главное — не шуметь. Склонившись над столами, девушки писали письма, вязали или просто сидели, наблюдая за беззвучным движением пылинок. Время уже подкрадывалось к ним, оставляя их наедине с собой, заглядывая в их опустошенные души… Можно было читать книжки, расставленные на полках шкафа, надо было только ставить их потом на место. Мэри прочла их все до единой. Девицы из книжек оказались напыщенными пародиями на девушек, которые были вынуждены эти книги читать. Выйдет Александра замуж за престарелого лорда Бретта или за молодого, но ненадежного сэра Джулиана? Когда Бетгина приезжает погостить в Фарнсворт, все эти Бойд-Партинггоны, не считая Джереми, поначалу ужасно с ней обращаются, пока в один прекрасный день она не спасает тонущего малютку Оливера и не оказывается наконец полноправной наследницей всего состояния. Заброшенные охотничьи домики, форейторы, загнанные лошади, дремучие леса, смертельные клятвы, жгучие рыдания, страстные поцелуи, разбитые сердца, лодки в лунном свете и непременное последующее счастье до самого смертного одра. Как и многие другие, эти истории заканчивались одновременно со вступлением в брак. Однако они совершенно не трогали, не задевали за живое. Они лишь укрепляли в мысли, которая при чтении других книг только брезжила смутным подозрением: все эти россказни выдуманы с целью наживы, чтобы продать время, потраченное на их сочинение.
А позже, вечером, девушки собирались здесь, в гостиной, на лестничной площадке и у себя в комнатах. Говорили все больше о счастье и о том, почему им самим оно так ни разу и не улыбнулось. Беседы текли медленно, тягуче. Ах, если бы только я не, ну почему они так, вот если бы… Некоторых из них мужчины наградили детьми. Правда, потом детей у них снова забрали, но уже другие люди. Непрестанно рассуждали они об этих своих детях: как те проскользнули у них между пальцами и как, если бы они только могли вернуть их или наделать новеньких, они бы их холили и лелеяли, ни за что бы не бросили и, уж конечно, не били бы. При этом некоторые девушки продолжали драться со своими мужиками, каждый раз безуспешно. Следы этих сражений были налицо. И зачем это мужчинам драться с женщинами, недоумевала Мэри. Ведь они всегда побеждают, они даже и не дерутся, а просто калечат и уродуют. Девушки рассказывали о мужчинах, с которыми успели побороться, — одни с ужасом и злобой, другие со скромным томлением или с грустной задумчивостью по поводу этой прискорбной, однако очевидной формы проявления мужского внимания, как будто среди их кавалеров поставить синяк было общепринятой формой поощрения. Некоторые из девушек были проститутками или пытались ими стать. Очевидно, что многие в этом не слишком-то преуспели. Они были готовы предложить свое тело мужчинам — за определенную мзду, но те не считали, что товар стоит денег. Поэтому девушки отдавали себя совершенно безвозмездно. Мэри очень пристально их разглядывала — они столько знали о мужчинах, покорности и времени. Они говорили о том, что можно приобрести за деньги, как будто деньги — какая-то занятная игра, трюк, заветное слою. Некоторые были пьяницами. Они рассуждали о… ну, Мэри уже слишком хорошо знала, о чем говорят алкоголики. С пьянчужками она была теперь на короткой ноге. И отлично знала, чем они занимаются. Но чего она не знала, так это удастся ли ей когда-нибудь уйти от этих людей. Людей, которые слишком глубоко нырнули в реку жизни и теперь пытались подплыть к тебе и утянуть в бездну, где ты непременно захлебнешься и пойдешь ко дну. Сможет ли она когда-нибудь попасть на другую сторону, о которой говорил Принц, туда, где деньги не имеют значения и где ход времени безмятежен? Она смотрела на девушек и понимала, что эти другие люди всегда будут рядом, где-то неподалеку, всегда будут пытаться затащить тебя обратно, падшие, сломленные, подавленные, выброшенные за борт жизни. Она рассуждала так: мне нельзя слишком глубоко нырять в реку жизни. Надо держаться на мелководье. Очень легко погрузиться вглубь и слишком тяжело выплыть обратно.
Ночью, после того как в приюте гас свет, Мэри с облегчением слушала привычные нечленораздельные завывания Хани, стоны вожделения и разрядки. «Я скоро кончать!» — умоляюще объясняла она в ответ на неожиданно рьяные возмущения Труди. Хани получала истинное удовольствие, и Мэри была на ее стороне. Однако это же ее и тревожило. Тайком она сама пыталась заняться этими упражнениями — но безуспешно. Ее мыслям не за что было зацепиться. Подходящей пищи для ума не было, поэтому она начинала думать о чем-то постороннем.
26 
