ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  49  

Бархотка толкает меня в грудь, и я оказываюсь в комнате.

– Садись там,– говорит она, указывая на противоположный край низенького стола.

Пьяный монах – что кобель в рясе. Ее руки блестят от пота. Она задувает свечу. Мы по очереди затягиваемся, не говоря ни слова. Иногда наши пальцы соприкасаются. От Нее словно исходит электрический ток. Биоборг. Я различаю ее силуэт в зареве ночного города, притушенного бумажной ширмой. Она старается не дотрагиваться до меня, и ее поведение служит сигналом, чтобы я не прикасался к ней пока она не позволит. Яркий кончик самокрутки путешествует сквозь полумрак. Иногда я – это я, иногда – не совсем. Жемчуг, лунный камень, блеск зубной эмали. Несогласованность времени/пространства распространяется и на мои члены. На листе темноты я, будто составляя фоторобот, представляю ее грудь, волосы, лицо. Если я вдруг чихну, Годзилла просто взорвется у меня в трусах,

– Ты давно это куришь?

Ее слова кажутся извивающимися облачками дыма.

– Да, с двадцати лет.

Свиток, кукла, прикольный тролль, уронившая голову хризантема в вазе.

– Так сколько же тебе лет, роуди?

Я слышу даже, как шуршат ее пышные волосы.

– Двадцать три. А тебе?

Шквал горьких снежных хлопьев.

– Сегодня мне миллион.

Резкий вскрик Кофе и «грррр-р-р-р-р-р» Даймона, и мы с Бархоткой хохочем так, что рискуем сломать себе ребра, хотя при этом не издаем ни звука. Потом я забываю, почему смеюсь, и снова сажусь прямо.

– Держи руки на столе,– строго предупреждает она.– Терпеть не могу парней, которые лезут, куда не надо.

После пары неудачных попыток наши губы встречаются, и мы сливаемся в поцелуе на девять дней и девять ночей.

Фусума перед балконом раздвигается. Мы с Бархоткой отпрыгиваем в разные стороны. На пороге в лунном свете стоит Даймон, его торс обнажен, и на груди помадой нарисовано нечто вроде вампира-кролика Миффи[61]. Соски изображают зрачки Миффи, горящие жаждой крови.

– Миякэ! Ты под кайфом или у тебя не стоит? Еще не хочешь поменяться?

Сёдзи, отделяющее комнату от внешнего коридора, раздвигается. У входа стоит Мириам, держа в руках поднос с какими-то клейкими крупинками, кубиками арбуза и очищенными личи[62]. Я успеваю заметить на ее лице потрясение, гнев и ненависть – но она тут же вновь натягивает маску профессионального безразличия.

– Мириам! Ты принесла нам поклевать! Икра – ничего себе! Одно из ее ценных качеств, Миякэ,– это умение почувствовать момент.

Она снимает туфли, входит и ставит поднос на стол.

– Простите меня.

– О, Мириам, что тебе мое прощение, ведь у тебя такие могущественные и влиятельные покровители! Они о тебе позаботятся.

Появляется Поросенок Кофе, на ходу приводя в порядок одежду и поддерживая раму фусумы, чтобы та не упала. Замечает Мириам. Чувствуется, что она привыкла командовать прислугой:

– Проводите нас в дамскую комнату!

Даймон говорит с Эйдзи, но Эйдзи обнаруживает, что ему трудновато сосредоточиться, поскольку его голова так и норовит открутиться и укатить в угол. Кофе с Бархоткой сидят в дамской комнате уже целую вечность.

– Я обычно хожу в тихий отель любви в Восточном Синдзюку, рядом с парком, он пристроен к другому четырехзвездочному отелю, так что в номер из кухни можно заказать приличную еду.

Эйдзи как-то неловко. Даймон внимательно на него смотрит:

– Только не говори, что волнуешься из-за денег.

Эйдзи пытается помотать головой, но вместо этого случайно кивает.

– Деньги – это всего лишь дерьмо, которого у моего отца слишком много.

«Эти девушки,– думает Эйдзи,– можно ли просто…» Даймон слышит мысли своего друга, застегивает пуговицы на его рубашке и поднимает указательный палец:

– Эти две играют исключительно в паре, Миякэ. Или мы уложим обеих, или они обе вернутся к себе домой в свои надушенные лавандой спальни. Покинешь меня сейчас – и мне придется дрочить за самую крупную сумму с тех пор, как Майкл Джексон выступал в «Будокане»[63] в последний раз. Твоя, по крайней мере, обладает хоть каким-то практическим интеллектом. У моей же – чувство моды вместо мозгов.

Эйдзи хочет что-то сказать, но забывает что, едва открыв рот.

– Девчонки – как видеоигры, Миякэ. Платишь, играешь, уходишь.

Эйдзи – сама благодарность. Он пытается выразить эту благодарность, но слова ускользают от него, как бесконечный дождь, льющийся в бумажный стаканчик, они мчатся с дикой скоростью, стремясь достичь другого края вселенной, и он отказывается от своей затеи. Кофе приносит другая хостесса.


  49