– А почему ты не отвечаешь, когда я стучу?
Он видел ее белые пальцы, вцепившиеся в волосы. Она прикрывала груди руками, как святая, и наклоняла голову, словно хотела упасть ниц. Белела ее шея сзади, а волосы, разделяясь на две части, ниспадали спереди, как вуаль.
– Что ты будешь делать? – вдруг спросила она.
– Что я буду делать? А что я могу сделать? – Тонио рассердился. – Почему ты задаешь этот вопрос мне? Задай его моим опекунам. Или адвокатам отца. Это не в моей власти и никогда не было в моей власти. Но ты, ты сама, что ты делаешь?
– Чего ты хочешь от меня? – прошептала она.
– Почему ты никогда не говорила мне? – с горечью вопросил он, приблизившись к матери. Тут его рот исказила гримаса. – Почему?! Почему мне пришлось из его уст услышать о том, что той девушкой была ты, что это ты и он…
– Прекрати! Богом заклинаю, прекрати! – закричала она. – Закрой дверь, закрой дверь!
Внезапно вскочив, Марианна кинулась мимо него к взломанным им дверям и закрыла их. Потом бросилась к окну и задернула тяжелые бархатные шторы так плотно, что комнату буквально окутала тьма.
– Почему ты мучаешь меня? – взмолилась она. – Как мне быть с вашим соперничеством? Бога ради, Тонио, я полжизни провела в этом доме, читая тебе волшебные сказки! Я была тогда не старше, чем ты сейчас! Я совсем не знала, что такое мир, и поэтому пошла с Карло, когда он пришел за мной! Но сказать тебе? Как могла я сказать тебе? После изгнания Карло его превосходительство запер бы меня в «Пиета» или в каком-нибудь еще более ужасном месте, и я бы там просто умерла! У меня не осталось ни чести, ни способности сопротивляться, и вот он привез меня сюда, женился на мне и дал мне свое имя. Видит бог, я пятнадцать лет пыталась быть синьорой Трески, твоей матерью, тем, чем он хотел меня видеть. Но сказать тебе… Как сказать тебе?! Боже мой, да это я умоляла Карло не говорить тебе! Но, Тонио, не считая тех нескольких ночей, что я провела с ним в юности, я жила жизнью монахини! А чем я заслужила такое священное призвание? Неужели у меня лицо и фигура святой? Я женщина, Тонио!
– Но, мама, с ним, под крышей дома моего отца…
Тонио почувствовал на лице ее руки: мать пыталась закрыть ему рот, глаза, хотя он и так ничего не мог видеть. Ее теплые пальцы легли на его ресницы, ее гладкий и холодный, как мрамор, лоб ткнулся ему в губы.
– Пожалуйста, Тонио. – Она тихо плакала. – Разве важно, чем я сейчас с ним… Я ничего не могу поделать с этим соперничеством. Это не в твоей власти, но это и не в моей власти. О, пожалуйста, пожалуйста…
– Будь со мной, мама, – прошептал он. – Прошлое действительно не имеет значения, но будь со мной сейчас. Я твой сын, мама, и ты нужна мне.
– Я с тобой, с тобой! Но, как и раньше, у меня и теперь нет никаких прав.
Она опустила голову ему на плечо, и Тонио, медленно подняв правую руку, погладил ее шелковистые волосы.
– Это должно закончиться, – прошептал он.
В конце месяца Карло проиграл свои первые выборы. Старейшие члены Большого совета поговаривали о высылке его за границу, но с помощью молодых товарищей ему удалось удержаться в Венеции.
Давным-давно составленные пункты завещания Андреа Трески были раз и навсегда признаны ясными и неоспоримыми.
За его четким и грозным отказом старшему сыну в женитьбе стояло абсолютно нерушимое условие.
Андреа завещал все состояние одному сыну. Это означало, что оно никогда не могло быть разделено или продано. И наследовать его могли лишь сыновья Марка Антонио Трески. Поэтому, что бы ни предпринимал Карло, будущее семьи принадлежало Тонио.
Только в том случае, если бы Тонио умер, не оставив наследника, или если бы было доказано, что он не может иметь детей, могли быть признаны наследники Карло.
Карло, казалось, смирился с волей отца. Старые друзья Андреа посоветовали ему не оспаривать завещание во избежание скандала, и он согласился с этим. Собственные деньги он продолжал тратить на домашнее хозяйство, включая возросшее жалованье учителей и воспитателей брата.
Он прилежно исполнял все свои обязанности по государственной службе, настойчиво стремился ублажить всех сколько-нибудь влиятельных лиц и вскоре превратился в образец настоящего патриция.
И если одни не видели, другие им это объяснили: для того чтобы занять важный пост в правительстве, требовались деньги, и для того, чтобы воспитывать сыновей для будущего служения республике, тоже требовались деньги, а из всех Трески, по иронии судьбы, деньги водились только у Карло. Поэтому все те, кто надеялся упрочить свое влияние, начали обращаться к нему. Это был естественный политический процесс.