Особенно,... 
80 
— Единственная явленная нам милость, — сказал Насамон, вождь псиллов, — это грунтовые воды. Вот почему сильфий растет так хорошо. Травы не растут, потому что их корни не проникают глубоко в землю, то есть не достают до воды. А у сильфия есть стержневой корень, он длинный. Только учтите, что для перехода через солончаки и соленые болота между Хараксом и Большим Лептисом вам понадобится вся вода, какую вы сможете унести. Есть еще соленая пустыня между Сабратой и Тапсом, но этот переход короче, и последнюю его часть вы пройдете по хорошей римской дороге.
— Значит, есть поселения? — просияв, спросил Катон.
— Между нами и Большим Лептисом, что в шестистах милях от нас, только Харакс.
— Как далеко до Харакса?
— Около двухсот миль, но есть и оазисы, и колодцы, а население — мои псиллы.
— Как ты думаешь, — неуверенно спросил Катон, — мог бы я нанять пятьдесят твоих псиллов в проводники до самого Тапса? Тогда, встретив людей, не знающих греческого, мы смогли бы с ними договориться. Нас очень много. Я не хочу устрашать племена.
— Цена найма будет высокой, — ответил Насамон.
— Два таланта серебра?
— За такую сумму, Марк Катон, ты можешь забрать нас всех!
— Нет, полусотни будет достаточно. Только мужчин, пожалуйста.
— Это невозможно! — улыбнулся Насамон. — Извлечение лазерпиция из сульфия — женское дело. Они будут добывать его для тебя и на марше. Ежедневная доза — по маленькой ложке на человека. Ты и половины необходимого с собой не прихватишь. Но я дам тебе бесплатно еще десять мужчин, чтобы те приглядывали за женщинами и справлялись с укусами скорпионов и змей.
Секст Помпей посерел от ужаса.
— Змеи? — Его передернуло. — Скорпионы?
— В больших количествах, — спокойно сказал Насамон, словно змеи и скорпионы всего лишь мелкое будничное неудобство. — Мы лечим укусы, разрезая их и высасывая яд. Но легче сказать, чем сделать. Поэтому лучше используй моих людей. Они это умеют. Если укус обработать как надо, люди практически не умирают. Только женщины, дети, недужные и старики.
«Значит, — угрюмо подумал Катон, — мне нужны свободные мулы, чтобы везти укушенных. Но благодарю за псиллов, милостивая Фортуна!»
— Не смей никому говорить ни слова о змеях и скорпионах! Ни единой душе! — грозно приказал он Сексту на обратном пути в Арсиною. — Если проговоришься, я закую тебя в цепи и отошлю к царю Птолемею.
Шляпы были сплетены, а Арсиноя и ее окрестности лишились ослов. Сократ и Насамон сказали Катону, что мулы слишком много пьют и слишком много едят. А ослы и поменьше их, и сильнее, и лучше таскают вьюки. К счастью, ни фермеры, ни купцы не возражали против обмена. Мулы все же армейские, племенные. И Катон за три тысячи своих мулов получил четыре тысячи ослов. Для повозок он приобрел волов, но купить овец оказалось невозможно. В конце концов пришлось согласиться на две тысячи коров и тысячу коз.
«Это не марш, это целое переселение, — думал он мрачно. — Как, должно быть, хохочет сейчас Лабиен! Он уже в Утике! Но я ему покажу! Пусть даже потом я умру, но я приведу в провинцию Африка мои десять тысяч способных драться людей!» У него действительно набиралось такое количество, ибо он брал с собой и нестроевых. Ни один римский генерал не требовал от своих бойцов полного самообслуживания. Каждая центурия состояла из ста человек, но только восемьдесят из них были воинами. Остальные двадцать мололи зерно, пекли хлеб, раздавали воду на марше, заботились о животных и о повозке центурии, стирали белье, следили за чистотой. Это были не рабы, а римские граждане, просто малопригодные для воинской службы, в основном деревенские простофили. Доля в трофеях у них была небольшой, зато жалованье и питание — как у солдат.
Пока женщины Киренаики трудились над шляпами, мужчины делали курдюки для воды. Глиняные амфоры с острым дном, предназначенные для хранения в рамах или в толстом слое опилок, были слишком громоздкими и не вмещались в корзины, привязываемые к спинам ослов.
— Значит, вина не будет? — огорченно спросил Секст.
— Ни капли, — ответил Катон. — Люди будут пить воду, и мы тоже. Даже Афенодору нечем будет себя подкрепить.
На третий день января гигантское переселение началось под приветственные крики всего населения Арсинои. Это была не аккуратная военная колонна на марше, а бесформенная масса животных и людей в плетеных соломенных шляпах и тонких летних туниках. Люди шли среди животных, стараясь не давать скоту разбежаться. Катон вел всю эту толпу на юг, к Филенору и псиллам. Хотя солнце палило нещадно, он вскоре понял, что скорость передвижения никого не обессилит и не измотает. Десять миль в день — так постановили животные, и обжаловать их решение было нельзя.
80 
