187 
После такого выпада Квинт Варий, разумеется, вскочил, сыпля проклятьями, несмотря на то, что у него, как заднескамеечника, права голоса не было. Секст Цезарь набрал в больную грудь побольше воздуха и так громко взревел, призывая к порядку, что порядок мигом был восстановлен. После чего председательствующий обратился к Скавру:
— Марк Эмилий, принцепс Сената, я вижу, ты хочешь выступить. Предоставляю тебе слово.
Тот поднялся и разразился гневной речью:
— Я не желаю видеть, как это собрание деградирует, превращаясь в арену для петушиных боев! И это — вина некоторых титулованных особ, которые на самом деле недостойны даже убирать блевотину с городских улиц! Не стану я лишний раз говорить и о праве любого человека заседать в этих почтенных стенах. Скажу лишь одно: если Сенат и Рим в целом хотят выжить, мы должны проявить такую же либеральность в вопросе предоставления гражданства италийскому населению, как та, которая уже была проявлена по отношению к некоторым сидящим сегодня среди нас.
В это время Филипп вновь вскочил с места:
— Секст Юлий, предоставляя слово принцепсу Сената, ты не обратил внимания на то, что я просил дать мне выступить. А я, как консул, должен был бы говорить первым!
— Мне казалось, ты уже выступил, Луций Марций, — заморгал тот. — Разве ты еще не все сказал?
— Нет!
— Тогда прошу тебя, не мог бы ты теперь высказаться до конца? — Секст Цезарь обернулся к Скавру: — Уважаемый глава Сената, ты не мог бы подождать, пока младший консул завершит свое выступление?
— Да, конечно, — вежливо отозвался Скавр и сел на место.
— Я предлагаю этому собранию, — с напором произнес Филипп, — убрать с таблиц все до одного законы Марка Ливия, ибо ни один из них не был принят законным путем.
— Что за вздор! — возмущенно вмешался Скавр. — Никогда еще в истории Сената ни один народный трибун не вершил законодательство с более скрупулезным соблюдением всех требуемых законом процедур, нежели Марк Ливий Друз!
— Тем не менее его законы не имеют силы! — не унимался Филипп, хотя разбитый нос, похоже, давал себя знать и пальцы его то и дело прикасались к бесформенному наросту на лице. — Боги выражают свое неудовольствие!
— Перед каждым собранием я неизменно испрашивал благоволения богов, — спокойно парировал Друз.
— Законы эти кощунственны, что доказывают события, происходящие по всей Италии последние десять месяцев, — продолжал Филипп. — Говорю вам: всю Италию раздирают проявления божественного гнева!
— Полно, Луций Марций. Италию вечно раздирают эти проявления божественного гнева… — устало проронил Секст Цезарь.
— Но не так, как в нынешнем году! — Луций Марций Филипп сделал глубокий вдох и провозгласил: — Я предлагаю, чтобы Сенат рекомендовал народному собранию аннулировать законы Марка Ливия Друза на том основании, что боги явно выказывают свое недовольство ими! Секст Юлий, я желаю, чтобы сенаторы встали на ту или иную сторону. Немедленно голосуем!
Скавр и Марий нахмурились, ощущая, что за этим что-то кроется, но пока не в силах понять, что именно. Филипп останется в меньшинстве — это ясно. Тогда зачем после столь краткой и невыразительной речи он потребовал голосования?
Тем не менее голосование было проведено: сенаторы встали по разные стороны. Подавляющее большинство оказалось против Филиппа. Тот совершенно вышел из себя и принялся вопить и брызгать слюной так, что сидевшему рядом с ним городскому претору Квинту Помпею Руфу пришлось прикрыть лицо тогой.
— Неблагодарные! Идиоты! Бараны! Падаль! Шваль! Насекомые! Развратники! Мертвечина! Стяжатели! — такими оскорблениями осыпал младший консул своих коллег по Сенату.
Секст Цезарь позволил Филиппу спустить пары, после чего дал знак своему старшему ликтору. Тот несколько раз подряд ударил связкой шестов об пол, так что балки загудели, после чего председательствующий выкрикнул:
— Довольно! Сядь и молчи, Луций Марций, а не то я велю вывести тебя с этого собрания!
Филипп сел. Грудь его ходила ходуном, из разбитого носа капала какая-то светлая жидкость.
— Кощунство! — пронзительно и протяжно выкрикнул он напоследок и окончательно затих.
— Чего он все-таки добивается? — шепнул Скавр на ухо Марию.
— Не знаю, — ответил тот. — А очень бы хотелось знать…
— Можно мне взять слово? — спросил, вставая, Красс Оратор.
187 
