Лёгкий, ненавязчивый романчик 
205 
— О, это превосходно!
— Да, должен сказать, дела идут очень хорошо, — похвастался Фабриций. — Заметьте, если италики увидят, что человек с римским гражданством начинает жить лучше, чем они, то они обычно поднимают шум о монополиях и нечестном ведении торговли, в общем, несут чепуху, как всякие лодыри. На самом деле они просто не хотят работать, а те, что работают, ничего не смыслят в торговле! Если мы оставим им их урожай, фрукты так и сгниют на земле. Я явился в эту холодную и забытую богами дыру не для того, чтобы отобрать у них их дело, а для того, чтобы основать свое! Когда я только начинал, они не знали, как и благодарить меня. А теперь я — персона нон грата для каждого италика в Аскуле. И мои римские друзья здесь могут рассказать то же самое, Квинт Сервилий!
— Эта история — из тех, что я слыхал и раньше, от Сатурнии до Аримина, — молвил претор, направленный сюда «вникнуть в италийский вопрос».
Когда солнцу оставалось пройти примерно треть пути по западному небосклону и жара в этом прохладном горном воздухе стала ощущаться слабее, Публий Фабриций и его важные гости отправились в театр, к временной деревянной постройке, расположенной возле городской стены таким образом, чтобы зрительские места оказались в тени, в то время как солнце освещало сцену, на которой должна была быть представлена пьеса. Несмотря на то, что пять тысяч пиценов уже заняли места, два первых ряда полукруглого амфитеатра оставались свободными — они предназначались для римлян.
Фабриций в последнюю минуту сделал кое-какие перестановки в центре самого первого ряда. Там нашлось достаточно места, чтобы поставить курульное кресло для Квинта Сервилия, кресло для его легата и третье кресло — для самого Фабриция. То, что они мешали смотреть тем, кто сидел непосредственно за ними, Фабриция не беспокоило. Его гость был римским претором, облеченным проконсульским империем, — человеком значительно более важным, чем любой из италиков.
Вся компания прошла через туннель, расположенный под закругленной кавеей — крытой галереей для зрителей, и появилась в проходе примерно в двенадцати рядах от помоста, обращенного к орхестре — незанятому полукруглому пространству между зрительскими рядами и сценической площадкой. Впереди надменно шествовали ликторы, неся на плече фасции с топорами, за ними — претор со своим легатом и сияющий Фабриций, а позади — двенадцать солдат. Жена Фабриция, которой гости не были представлены, села с правой стороны со своими подругами, но в следующем ряду; первый ряд предназначался исключительно для римских граждан — мужчин.
Когда процессия появилась, по рядам пиценов пробежал громкий ропот. Люди вытягивали шеи, чтобы лучше разглядеть гостей. Ропот перешел в ворчание, рык, рев, сопровождаемый выкриками и шиканьем. Скрывая свой испуг и изумление, вызванные таким враждебным приемом, Квинт Сервилий из семьи Авгуров взошел на помост, гордо подняв голову, и величаво уселся в свое кресло из слоновой кости, будто являлся не всего лишь патрицием, но могущественным монархом какой-нибудь важной державы. Фонтей и Фабриций последовали его примеру, а ликторы и солдаты заняли места по бокам и рядом с помостом, зажав фасции и копья между голых коленей.
Началась одна из лучших и забавнейших пьес Плавта в прелестном музыкальном сопровождении. Труппа была странствующей, но хорошей. В ней играли и римляне, и латиняне, и италики; греков не было, потому что труппа специализировалась на латинских комедиях. На празднике Пикуса в Аскуле они выступали каждый год, но на этот раз обстановка была иной: подспудные антиримские настроения, прорвавшиеся у пиценских зрителей, оказались чем-то совершенно новым. Поэтому актеры с еще большим рвением приступили к работе, расширяя комедийные линии пьесы дополнительными нюансами интонации и жестикуляции, решив, что до конца спектакля сумеют развеселить пиценов и развеять их дурное настроение.
К несчастью, в рядах артистов также произошел раскол. В то время как актеры-римляне умышленно играли только для людей, сидевших в первом ряду на помосте, латиняне и италики сосредоточили внимание на коренных аскуланцах. После пролога наступила завязка сюжета. Произошел веселый обмен репликами между главными персонажами, и под трели флейты спели прелестный дуэт. Затем подошел черед первой арии славного тенора, исполняемой под аккомпанемент лиры. Певец, италик из Самния, известный как своим голосом, так и способностью изменять авторский текст пьесы, выступил на авансцену и обратился прямо к сидящим на почетном помосте:
205 
