... 
362 
— Мои доспехи и меч. — Затем обратился к Лукуллу: — Собери всю армию.
Час спустя Сулла взошел на лагерный форум, одетый по-военному, за исключением того, что на голове его красовалась обычная шляпа, а не шлем. «Выгляди привычным, Луций Корнелий, — говорил он про себя, — выгляди как их Сулла».
— Солдаты, — произнес он громко, но без крика, — все выглядит так, словно мы не собираемся сражаться против Митридата! Вы развлекаетесь здесь, пока те, в Риме, не могут ни на что решиться. Но вот они наконец решились. Командование в войне против понтийского царя Митридата переходит к Гаю Марию по решению народного собрания. Римский Сенат больше не существует, так как в нем осталось недостаточно сенаторов, чтобы собрать кворум. Следовательно, все решения о войне и военных принимаются плебсом, которым руководит их трибун Публий Сульпиций Руф.
Сулла сделал паузу, чтобы стоящие в первых рядах передали его слова задним, а затем продолжал говорить совершенно спокойным тоном (его научил так выступать Метробий много лет назад).
— Конечно, — говорил он, — остается в силе тот факт, что именно я был легально избран старшим консулом, а потому отдавать любые приказания является моим правом; остается в силе и тот факт, что Римский Сенат возложил на меня особые полномочия на время войны против Митридата. И — как свое неотъемлемое право! — я выбрал себе легионы, которые должны были пойти со мной. Я выбрал вас. Мы вместе, несмотря на все препятствия, проходили одну изнурительную кампанию за другой. Как же я мог не выбрать вас? Мы знаем друг друга. Я не люблю вас, хотя думаю, что Гай Марий любит своих солдат. Я надеюсь, что и вы не любите меня, хотя думаю, что люди Гая Мария любят его. И тем не менее я никогда не думал, что мужчинам необходимо любить друг друга для того, чтобы совместно выполнять одну работу. И за что бы я любил вас? Вы — шайка вонючих негодяев, собранных из всех канализационных дыр Рима! Но — видят боги — как я уважаю вас! Снова и снова я просил вас признать мое превосходство, и, видят боги, вы всегда делали это!
Кое-кто начал улыбаться, затем заулыбались и все остальные. Воины разразились криками одобрения. Помалкивала только одна небольшая группа, которая стояла напротив возвышения. Это были избранные магистратами военные трибуны, которые командовали консульскими легионами. Людям, отобранным в прошлом году Лукуллом и Гортензием, нравилось работать под руководством Суллы. Люди, набранные в этом году, ненавидели Суллу, считая его чересчур грубым и требовательным.
Косясь на них, Сулла внимал приветственным крикам солдат.
— Итак, солдаты, теперь уж нам точно не пойти в поход против Митридата по полям Греции и Малой Азии. А какой бы это был поход! Нам не пришлось бы вытаптывать урожай нашей возлюбленной Италии и насиловать италийских женщин. Это были бы чужие поля и чужие женщины! А ведь какая кампания могла бы быть! Знаете ли вы, сколько золота у Митридата? Горы! Свыше семидесяти крепостей в Малой Армении доверху набиты золотом! И оно могло бы стать вашим! О, я, разумеется, не имею в виду, что Рим не получил бы своей доли! Но золота там столько, что мы могли бы купаться в нем! Рим — и мы! Что уж говорить о пышных азиатских женщинах! Что уж говорить об изобилии рабынь, которыми никто так не умеет пользоваться, как солдаты.
Он пожал плечами и выбросил вперед распростертые руки.
— Но ничего этого не будет. Нас освободило от нашей миссии плебейское собрание. Ни один римский солдат не ожидал, что именно оно будет указывать ему, кто должен сражаться или кто должен ими командовать. Но это законно. Итак, я высказался. И хотя я бессилен, но вправе спросить себя: неужели законно лишать полномочий старшего консула в год его консульства? Я — слуга Рима, так же как и вы. Теперь лучше всего сказать «прощай!» нашим мечтам о золоте и чужеземных женщинах. Потому что, когда Марий отправится на Восток сражаться с Митридатом, он поведет свои собственные легионы. Он не захочет взять с собой мои.
Сулла спустился с возвышения, прошел через строй двадцати четырех военных трибунов, не удостоив взглядом ни одного из них, и скрылся в своей палатке, предоставив Лукуллу подать команду «разойтись».
— Это было великолепно, — сказал Лукулл, входя с докладом. — У тебя никогда не было репутации хорошего оратора, и я вынужден заметить, что ты не очень-то подчиняешься правилам риторики. Но ты точно знал, как донести до них свое сообщение, Луций Корнелий.
362 
