... 
405 
Тем не менее в августе перед ним блеснул первый луч надежды: пришло сообщение о том, что Сулла завяз в Греции и не сможет вернуться в Рим для того, чтобы поддержать свои законы и помочь своим сторонникам. Настало время, думал Цинна, разобраться с Помпеем Страбоном, который все еще затаился в Умбрии и Пицене со своими четырьмя легионами. Не говоря никому, даже собственной жене, о том, куда он направляется, Цинна поехал к Помпею Страбону. Ну-ка, что скажет Помпей теперь, когда Сулла всецело поглощен войной с Митридатом?
— Я готов заключить с тобой ту же самую сделку, что заключил с другим Луцием Корнелием, — заявил ему косоглазый правитель Пицена. Он принял Цинну не слишком тепло, но от разговора тем не менее не отказался. — Ты оставишь в моем полном распоряжении этот уголок нашего большого римского мира, а я не буду беспокоить тебя в самом могущественном из его городов.
— То есть ты предлагаешь оставить все как есть?! — воскликнул Цинна.
— Да, именно. Сохранить все как есть.
— Мне необходимо исправить то, что другой Луций Корнелий проделал с нашей государственной системой, — проговорил Цинна безразличным голосом. — Я также хочу распределить новых граждан равномерно среди всех тридцати пяти триб. Кроме того, мне нравится идея о распределении римских вольноотпущенников по трибам. — Цинна подавил в себе закипающий гнев. Он все еще надеялся получить от этого пиценского мясника разрешение сделать то, что он должен был сделать. И потому спокойно продолжал: — Что ты на все это скажешь, Гней Помпей?
— Делай, что хочешь, — равнодушно произнес Помпей, — только оставь меня в покое.
— Я обещаю, что оставлю тебя в покое.
— А твое обещание имеет ту же ценность, что и твои клятвы, Луций Цинна?
Цинна густо покраснел.
— Я не связан той клятвой, — с большим достоинством ответил он, — поскольку держал камень в руке, пока давал ее, так что она недействительна.
Помпей откинул голову и заржал, являя удивительное сходство с конем.
— О, ты ведь истинный форумный законодатель, как и все мы, не так ли? — произнес он, отсмеявшись.
— Эта клятва не связывает меня! — настаивал Цинна, все еще красный.
— Тогда ты — еще больший дурак, чем другой Луций Корнелий. Когда-нибудь он вернется, и ты растаешь, как снежинка в пламени.
— Если ты веришь в это, почему же позволяешь мне делать то, что я хочу?
— Потому что другой Луций Корнелий и я — мы отлично понимаем друг друга, — ответил Помпей Страбон. — В том, что произойдет, он обвинит не меня, а тебя.
— Но, может быть, другой Луций Корнелий и не вернется.
Эти слова вызвали еще одно радостное ржание.
— Не рассчитывай на это, Луций Цинна! Другой Луций Корнелий является первым любимцем Фортуны!
После этого короткого разговора Цинна тотчас отправился назад в Рим, не задержавшись во владениях Помпея Страбона ни на мгновение. Он заночевал в одном доме в Ассизии, хозяин которого подробно рассказал гостю о том, как мыши съели сандалии Квинта Помпея Руфа, предсказав тем самым его смерть. «Одно к одному, — думал Цинна, вернувшись в Рим. — Не нравятся мне эти северяне! Они слишком основательны, слишком привержены старым богам».
* * *
В начале сентября в Риме должны были состояться крупнейшие игры этого года — ludi Romani. В течение последних трех лет их старались проводить максимально скромно и дешево — из-за войны в Италии и отсутствия крупных сумм, которые обычно выделялись курульными эдилами. Но в нынешнем году оба эдила были баснословно богаты, и уже к августу появились очевидные доказательства того, что они сдержат слово и устроят большие игры. Слухи об этом пошли гулять по всему Италийскому полуострову. Вследствие этого каждый, кто мог позволить себе совершить такую поездку, внезапно решил, что лучший отдых от горестей войны — это каникулы в Риме во время ludi Romani.
Тысячи италиков из числа тех, кто впервые обрел гражданские права, а ныне испытывал жгучее разочарование, начали прибывать в Рим уже в конце августа. Театралы, любители гонок на колесницах, заядлые охотники на диких зверей, просто зеваки — все, кто только мог приехать, приезжали в Вечный город. Театралы предвкушали особое удовольствие: старый Акций вынужден был оставить свой дом в Умбрии, чтобы прибыть в Рим и лично осуществить здесь постановку своей новой пьесы.
И Цинна наконец решил, как будет действовать. Его союзник, народный трибун Марк Вергилий, созвал неофициальное заседание плебейского собрания и сообщил собравшимся (среди которых было много италийских гостей), что намеревается надавить на Сенат и вынудить его принять закон о равномерном распределении новых граждан по трибам. Это собрание имело своей целью только привлечь внимание тех, кто интересовался данной проблемой. Поэтому Марк Вергилий не захотел обнародовать здесь свой законопроект.
405 
