111 
Но времени на разговоры больше не было. Прибытие королевской черты словно запустило некий механизм, и Тиффани впервые увидела Пастора Эгга в черно-белой рясе. Она поправила свою остроконечную шляпу и направилась прямо к нему. Очевидно он откровенно обрадовался обществу, раз он радостно улыбнулся ей навстречу.
— Ха, да это же ведьма, как я погляжу.
— Да, остроконечную шляпу трудно не заметить, не так ли?
— Однако, я не вижу черного платья…
Тиффани расслышала в этом подразумевавшийся вопрос.
— Когда я стану постарше, я надену чёрное, — ответила она.
— Очень подходяще, — согласился пастор, — однако сейчас вы носите зеленое платье с белым и голубым. Не могу не отметить, что это цвета долины.
Тиффани была впечатлена.
— Стало быть, вы не намерены охотиться на ведьм? — Спрашивая так напрямик, она чувствовала себя довольно глупо, но она итак уже была на взводе.
Пастор Эгг покачал головой:
— Могу вас заверить, мадам, что Церковь не занималась всерьез подобными вещами уже несколько последних столетий! К сожалению у некоторых очень длинная память. На самом деле всего пару лет назад известный Пастор Овсов в своём обновленном «Завете с Гор» упомянул, что женщины, известные как ведьмы, воплощали на практике заветы и заботу, провозглашённые пророком Брутой. Мне этого достаточно. Надеюсь, для вас тоже?
Тиффани наградила его самой сладкой из запаса своих улыбок, которая оказывалась не столь уж сладкой на вкус, поскольку сладкое она терпеть не могла.
— Важно прояснить всё с самого начала, не находите?
Она фыркнула и обнаружила, что от него не исходит никакого иного запаха, кроме легкого аромата крема для бритья. И даже теперь она собиралась оставаться настороже.
Похороны удались на славу. С точки зрения Тиффани хорошие похороны те — на которых главное действующее лицо пожилое. Уж ей-то приходилось бывать на всяких, и довольно часто на тех, где оно, лицо, крохотное и завернуто в пелёнку. На Мелу, как почти везде, не пользовались гробами. Добрый лес был слишком ценен, чтобы оставлять его гнить в земле. Поэтому для людей всех рангов отлично годилась простая белая простыня. Её легко соткать, она не дорога, и двигает вперед мануфактурное дело. Однако Барону было суждено упокоиться в собственной гробнице из белого мрамора, которую, как человек практичный, он спроектировал и оплатил еще двадцать лет тому назад. Хотя, внутри лежал все тот же белый саван, потому что на голом мраморе лежать немного прохладно.
Таков был конец старого Барона, впрочем, только Тиффани знала, где тот по-настоящему находится. Он ушёл вместе со своим отцом прекрасным летним днём, удаляясь по скошенному полю к кострам, в которых сжигали солому и труху от обмолотого зерна… один бесконечно длящийся момент счастья.
Она охнула.
— Рисунок! — Несмотря на то, что она сказала это почти шёпотом, все обернулись на звук. «Как это эгоистично с моей стороны, — подумала она, и потом снова: — уж он-то ещё должен быть здесь?»
Едва крышка гробницы встала на место со звуком, который Тиффани не забудет никогда в жизни, она направилась на поиски Брайана. Он сморкался, и когда взглянул на подошедшую Тиффани веки у него были покрасневшие.
Она нежно взяла его под руку, пытаясь не нагнетать обстановку:
— Скажи, а комната, в которой жил Барон, закрыта?
Он был потрясён:
— Ещё бы! А деньги теперь в огромном сейфе в кабинете. А почему ты интересуешься?
— Там есть кое-что весьма ценное. Кожаная папка. Её тоже поместили в большой сейф?
Сержант покачал головой.
— Поверь, Тифф, после… — он осекся, — тех неприятностей, я провёл в комнате полную инвентаризацию. Из неё не вынесли ни одной вещи без моего ведома. Каждую я тут же заносил в свою тетрадь. Карандашом, — уточнил он. — Ничего похожего на кожаную папку не выносили. Я уверен.
— Точно. Потому что её забрала мисс Безызъянц, — сказала Тиффани. — Вот вредная нянька! Мне плевать на деньги, потому что мне они ни к чему. Может, она решила, что в ней завещание или что-то столь же ценное.
Тиффани поторопилась вернуться обратно в зал и огляделась. С какой стороны ни глянь, Роланд теперь стал полноправным Бароном. И это отражалось в том уважении, с которым окружавшие его люди к нему обращались со словами, вроде: «Он был хорошим человеком; у него был твердый характер; и по крайней мере, он не мучился; и другие слова подобного рода, которые обычно говорят на похоронах, когда не знают, что ещё сказать.
111 
