Особенно,... 
110 
Остин сел на ступеньки и заплакал.
* * *
Вернувшись с собрания Королевского общества керамики, Мэтью приводил в порядок свою коллекцию. На какое-то время забыл даже о Нормане Монкли, по поводу которого переживал весь день. Он приобрел несколько вместительных горок красного дерева и, убрав из ниш в зале стоявшие там овальные столики, установил вместо них горки. Теперь расставлял на полках самые любимые предметы. Тарелки династий Сун и Тан лежали все вместе на столе в гостиной. Несколько самых любимых вещиц он решил оставить дома, а остальные отдать на некоторое время в музей Фицвильяма. Но выбрать оказалось довольно трудно. Он стоял, держа за носик изящный чайничек из famille noire.[6] Безусловно, образцы фарфора эпохи Мин и Тан превосходны, а Сун в этом смысле еще прекрасней, но по абсолютной легкости ничто не сравнится с фарфором династии Цинь.
Кто-то настойчиво звонил в дверь. Мэтью нахмурился, спрятал чайничек в горку и закрыл дверцу. Кто может добиваться в такое позднее время? Грейс и Людвиг в Ирландии. Кто же это?
Он нарочито неторопливо подошел к двери и открыл как раз в ту секунду, когда снова зазвучал звонок. Выглянул, стараясь разглядеть: кто же там в темноте?
На пороге стояла молодая женщина. В широко открытых глазах застыл испуг. Это была Дорина.
– Входи, детка!
Он не видел Дорину много лет. Помнил ее робкой, худенькой девочкой, школьницей, с короткой светло-каштановой косичкой. И вот снова она перед ним, почти не изменившаяся – с короткой косичкой, в плащике, без чулок, робко смотрит на него, прижимая к груди сумочку. И тихо моросит дождь.
– Дорина, заходи, ты же промокнешь.
Старый дипломат, как старый солдат, всегда сохраняет спокойствие.
– Мэтью!
– Ну да, это я, кто же еще. Входи, скорей. – Он подал ей руку.
Дорина отступила на несколько шагов, будто хотела убежать, оглянулась и вошла, не протянув руки. Внутри оглянулась. Мэтью пошел за ней.
– Мэтью!
– Это я, кто же еще. Грейс позволила мне здесь жить. Садись. Дай-ка сюда плащ, я повешу.
– А где Шарлотта?
– Ты ничего не знаешь? Шарлотта переехала к вам. Остин сдал ей вашу квартиру. Тебе не сказали?
Она уронила плащ на пол. Опустилась в кресло.
– А, теперь припоминаю… Остин говорил… но я забыла… я так волновалась… пришла… к Шарлотте… я думала… не знала, что ты здесь… – И тут она стала плакать, ритмично раскачиваясь.
Мэтью смотрел на нее. Конечно, откуда ей было знать, что он поселился здесь. Наверное, и не подумали сказать. Дорина пробуждала в нем нежную заботливость, сострадание, опасение, удивление. Сейчас она казалась ему повзрослевшей, хотя вместе с тем удивительно похожей на ребенка: волосы растрепаны, короткое зеленое платье все в грязных брызгах.
– У тебя колено разбито?
– Да, упала.
У нее были загорелые ноги. И кровь на грязной коленке.
– Надо смыть грязь. Погоди, я сейчас.
Мэтью пошел на кухню, налил воды в тазик, добавил порошка для дезинфекции. Поискал чистое полотенце. Минуту стоял, вслушиваясь в усыпляющий, еле слышный шорох дождя. Подумал: что же мне с ней делать? И сердце его наполнилось еле уловимым сочувствием. Почему, в самом деле, никто не может помочь этому бедному ребенку? Почему она вынуждена ночью убегать из дома? Вот и упала где-то, ушибла ногу. Он пошел в гостиную, где Дорина все еще плакала. Крупные, непослушные слезы, капая на платье, оставляли на нем темно-зеленые пятнышки.
Как только Мэтью придвинул кресло, она насторожилась.
– Дорина, – сказал он, – будь умницей. Ты же не ребенок.
– Я не…
– Тебе надо думать по-взрослому и то, что обычно, воспринимать как обычное. Сейчас вымою тебе колено.
Он приложил полотенце к засохшей крови. Она вздрогнула, всматриваясь в краснеющую ткань.
– Ну вот и все. Еще протру чистым платком. Перевязывать не будем.
Колено было теплым. Мэтью взглянул на нее. Придвинул кресло ближе. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, нижняя губа дрожала от страха. Сейчас с ней начнется истерика, подумал он, надо срочно что-то сделать.
– Дорина, слушай, – начал Мэтью, – я тебя сейчас обниму, а ты не будешь ни кричать, ни вырываться. Обопрись на меня и ничего не бойся. Ну, начнем.
Он пытался втиснуться в угол кресла, в котором она сидела. Не получилось, собственная толщина мешала.
– Ну-ка, привстань, – сказал он, поднимая ее. Притянул к себе, сел на ее место, усадил Дорину на колени, и когда она со слезами прижалась к нему, почувствовал, как напряженное тело расслабляется и горячий лоб касается его шеи. Она вся дрожала. Мэтью притянул ее сильно, но не грубо, ожидая, когда она успокоится. Дорина, глубоко вздохнув, успокоилась.
110 
