Последние отзывы

  142  

Чрез несколько дней, собравшись вновь до 2000 человек, черкесы переправились на правую сторону Кубани, в дистанции Петровского поста. Напрасно есаул Кумпан с отрядом своим старался заградить дорогу горцам; отбросив горсть казаков, они направились к казачьим хуторам. Прискакавший с Копыльского поста, с полуторасотенною командою, войсковой старшина Головинский также не мог остановить неприятеля. Горцы разграбили казачьи поселения, сожгли дома, забрали скот, имущество и людей и ушли за Кубань. Головинский и Кумпан, хотя и нападали на неприятеля, но с малым числом казаков, конечно, не спасли хуторян.

Наступившая оттепель разбила на Кубани лед; переправа чрез реку стала затруднительна, и вторжения хищников прекратились.

Хозяйничанье черкесов в нашем крае сильно поколебало доверие черноморцев к своему начальству. Общее мнение говорило особенно не в пользу войскового атамана Матвеева, допускавшего горцев безнаказанно разорять казачьи станицы; даже поговаривали еще и другое, например:

• Матвеев проминяв осинки^[228]
• На сребрани жучки.^[229]

Конечно, такому слишком смелому предположению верить нельзя; да и примеров не бывало, чтобы в Черномории не только атаманская, но простая начальствующая личность изменяла долгу службы и присяге. Но так или иначе, а репутация Матвеева в деле военной обороны вверенного ему края много пострадала. Втянувшись в бесполезную переписку с анапским пашой, он не обращал должного внимания на тревожные известия из-за Кубани; правда, он выставил подкрепления из льготных частей, но, зная недостаточность военных сил на кордонной линии, мог бы вызвать из войска для защиты границы всех, способных носить оружие, подобно тому, как прибегал к этой крайней мере предшественник его, Бурсак, в чрезвычайных случаях. Чтобы не допустить горцев свободно разгуливать на войсковой территории, Матвеев имел возможность сам ходить за Кубань, что всегда и делал Бурсак. Справедливо, что существовало повеление Ланжерона не переходить за Кубань, но такое запрещение было и прежде, однако Бурсакж добился позволения наказывать хищников в их же земле.

Бедственный год принес, однако, Черномории и радостную весточку. Давно уже чувствовался недостаток в населении войска, давно внутреннее благоустройство черноморцев требовало улучшения. Беспрерывная служба на кубанской границе, отвлекая рабочие силы, или, лучше сказать, всех способных носить оружие от домашних трудов, повергло край в бедность, что и было доведено графом Ланжероном до Высочайшего сведения. По проекту генерал-майора Киселева, управлявший министерством внутренних дел, граф Кочубей поднес Государю доклад о переселении в Черноморию до 25000 душ малороссийских казаков. Представление это, в 19-й день апреля 1820 года, удостоилось Высочайшего утверждения.^[230] Столь значительное число переселенцев, прибывших в войско, окончательно в следующем году оживило край, ободрило упадший дух истощенных до крайности казаков.

Как ни бедны были черноморцы, но все же в сравнении с пришедшими к ним из Малороссии собратами могли похвалиться некоторым довольством: по крайней мере, у них был свой кров и насущный, хотя и скудный, кусок хлеба; у переселенцев же не было ни того, ни другого. Чтобы помочь этим беднякам, атаман Матвеев 21 ноября 1821 года обратился к черноморцам с воззванием: он приглашал их к благотворительности — и не напрасно. Едва прошел месяц, как уже было собрано

10 000 рублей ассигнациями, до 64 четвертей хлеба, 317 голов рогатого скота, 16 лошадей и 1044 овцы.^[231] Пожертвования не прекращались и в последующее время. Учрежденный в Екатеринодаре комитет для водворения переселенцев, благоразумно распоряжался приношениями черноморцев, которые после речи, прознесенной атаманом в собрании дворянства, усугубили свою благотворительность.

Высочайшим указом, данным правительствующему сенату

11 апреля 1820 г., Черноморское войско подчинено было начальнику отдельного Грузинского корпуса, переименованного в следующем году в отдельный Кавказский корпус, а войсковая земля причислена к Кавказской губернии.^[232]

Бывший главный начальник войска граф Ланжерон, желая сохранить память о себе, прислал Матвееву из С.-Петербурга двадцать пять своих портретов для раздачи достойным представителям черноморского казачества, и, уведомляя атамана о подчинении войска кавказскому начальству, писал:

  142