Последние отзывы

  86  

— Больше ни на что, мсье. Речь идет только о том, что этот человек преследовал меня и мою семью в течение полугода.

— Очень хорошо. Мсье Казанова, что вы можете сказать в свою защиту?

— Лишь одно. Если законы Англии не допускают, что человека способна обмануть хитрая и бесстыжая молодая куртизанка, что он способен стать жертвой интриг и мошенничества ее противоестественной семьи, способен дойти до предела отчаяния и оказаться на грани безумия из-за чудовищной неверности этой молодой женщины, то я действительно виновен. Но самая страшная из ваших тюрем не сравнится с мучениями, которые мне довелось испытать от семьи Аугспургеров. Я могу добавить, мсье, что они должны мне шесть тысяч франков.

— А я, — произнес лорд Пемброк, безмолвно, словно угорь, проскользнувший в зал суда, — обязался выплатить долг. Но поскольку ответчик должен мне пятьсот гиней, должником является он.

— Брависсимо, — откликнулся Казанова, аплодируя кончиками пальцев, и скривил губу. Его гримаса была столь бесподобна, что лорд отшатнулся, будто его толкнули.

— Мне не нравится вся эта история, — заявил сэр Джон и поправил ленту на глазах. — Я чувствую, что у обеих сторон есть немало за что ответить. Не будь я связан законом и должным прецедентом, я бы заковал эту парочку в кандалы и отправил на площадь в дырявой лодке. Тогда бы они живо нашли общий язык! Скажите мне, мсье Казанова, если вас освободят, намерены ли вы причинить какой-нибудь ущерб этой женщине или ее семье?

— Нет, мсье, не намерен. Признаюсь, я хотел ей отомстить, потому что ни одна женщина не оскорбляла меня столь дерзко и жестоко. Но теперь я мечтаю лишь о мире и спокойствии.

— О мире? Для чего вам нужны мир и спокойствие?

— Я хочу быть тем, кто я есть, мсье.

— Кем же именно?

— Соблазнителем женщин! — воскликнула Шарпийон.

— Разрушителем семей, — хором подхватили тетки.

— Кошмаром матерей, причиной их бессонницы! — закричала мать Шарпийон и уверенным жестом иллюзиониста простерла руки к шевалье, словно рассчитывая, что он должен испариться. — Способны ли вы представить себе, ваша честь, что я пережила, когда этот негодяй стал преследовать мою дочь? Он циничен до мозга костей. Я уверена, что в душе он ненавидит всех женщин. И желал бы их уничтожить.

— Мсье, — обратился к судье Жарба. — Позвольте мне сказать несколько слов.

Сидевшие рядом с судьей как по команде затихли. Сэр Джон повернул голову на источник голоса.

— Вы слуга обвиняемого?

— Да.

— Он хорошо обращается с вами?

— Как и следует обращаться со слугой.

— Можете говорить.

— Мсье, при всем уважении к моему хозяину, шевалье де Сейнгальту, которого иные также называют Казановой, я был свидетелем его отношений с этой женщиной с самых первых дней их знакомства и сразу понял, что любовь не принесет им счастья. Они видели не друг друга, а лишь тени собственных фантазий. Я наблюдал за ними, когда они были вместе, и казалось, что они находятся в разных комнатах, а когда кто-то из них говорил, то другой его не слышал. И они ни разу не высказывали того, что действительно было у них на уме, кроме одного-двух случаев, когда они блефовали правдой. Мне странно было следить за этой комедией, мсье, комедией с настоящими ударами и синяками. Их было жаль, даже когда над ними хотелось смеяться.

— Смеяться? Полагаю, молодой человек, а на мой взгляд, вы еще очень молоды, вы серьезно рискуете своим местом. Мы знаем, что слуги нередко смеются над нами, но чтобы так вот откровенно… Как вас зовут?

— Сейчас меня называют Жарбой, — ответил Жарба. — Но у меня были и другие имена.

— Итак, Жарба. — На устах судьи заиграла озорная улыбка. — Уж если вы решили говорить столь свободно, то не подскажете ли, как нам опустить занавес? Какой, по-вашему, тут следует устроить финал? Меня просто подмывает приказать им вступить в законный брак. И буду в своем законном праве, между прочим.

Жарба посмотрел на Казанову, который смахнул набежавшие слезы, и кивнул.

— Их нужно разнять, как разнимают детей, подравшихся на улице, — уверенно произнес Жарба.

Судья задумался и какое-то время сидел молча. Сверху на собравшихся взирал с добрым прищуром портрет Шекспира кисти Амикоми. Стихийное бедствие не сумело поколебать его невозмутимости, лишь лавровый венок от сырости начал крошиться.

— В моем детстве, — проговорил судья, — когда отец или учитель растаскивали наши драки, нам предлагали на выбор: или нас хорошенько отстегают ремнем, или мы пожмем друг другу руки и расстанемся, как подобает нормальным людям. Конечно, мы часто предпочитали порку унижению и отказывались подать руку заклятым врагам. Ведь побороть гордыню труднее всего. Если мсье Казанова даст слово, что не станет добиваться встреч с этой женщиной, Мари Шарпийон, и уж, во всяком случае, не станет ее преследовать, и если он продемонстрирует свою добрую волю, пожмет юной даме руку и попросит у нее прощения, то я соглашусь его освободить. Пусть только два свидетеля-домовладельца поставят свои подписи…

  86