В доме Ричард обнаружил библиотеку размером с гимнастический зал, в которой не было ни одной читабельной книги, даже ни одного альманаха. Так что он решил в ней поспать. Было уже темно, когда Деми его разбудила. Она принесла ему чашку чая и печенье и сама присела рядом на украшенный бахромой диван, держа свою чашку в ладонях, как будто это был фимиам или святой грааль. Ее обтянутые джинсами бедра были раздвинуты, пальцы ног жестко упирались в пол, икры напряжены. Ричард смотрел на ее лицо, повернутое к нему в профиль, — по нему пробегала то тень сомнения, то оно снова разглаживалось. Ричард видел искусанную нижнюю губу, нервно подрагивающую щеку. Разумеется, причина была ясна. Мысль о нерожденных детях металась в ее голове.
— Ты ведь средняя из сестер.
— Я уже двенадцать раз тетя. А Гвина очень беспокоит положение в мире.
— И я ему чуть было не поверил.
— Он даже говорил насчет этой операции.
— Я всегда считал, это странная реакция на обеспокоенность судьбами мира.
Ричард только что проснулся, поэтому он говорил вполне искренне. Он действительно думал, что это странная реакция. Положим, тебя до глубины души беспокоит история человечества, и первое, что ты делаешь, — отрезаешь свое мужское оружие или его вынимаешь: в последнем случае это несколько более сложная (и более дорогостоящая) операция, но, возможно, она необходима в необычном положении Ричарда Талла.
— Это не для твоей статьи.
— Конечно нет.
Она взяла его руку.
— Нам следует переодеться, — сказала она.
Ричард почувствовал, что в нем что-то шевельнулось. Соблазнить леди Деметру — как это глупо, мелко, низко. Он решил поставить более высокую цель. В самом деле, соблазнить Деми было бы мелкой победой. Чтобы по-настоящему уязвить врага, надо сделать ей ребенка.
В темную и пыльную комнату, уставленную книгами, несколько раз заглянул свет фар. Это из Сити возвращались мужья на своих полноприводных «порше». Как они провели этот субботний день? Наверное, продавали и покупали, спали с женщинами, у которых не было детей. Громко захлопали дверцы машин, отражая свет дворовых ламп и фонарей. Ричард смотрел на приехавших мужчин в окно. Он смог увидеть даже их зубы, их лошадиные зубы и алчно текущую слюну.
Ужин был незабываемый, и Ричард будет помнить его до конца своих дней. Перед каждым на серебряном подносе лежала карточка с его именем и целая батарея ножей и вилок; кроме того, перед каждым стоял низенький хрустальный графинчик с красным вином (обычно в забегаловках подают кетчуп в бутылках приблизительно такой формы и размера). Пополнять эти графинчики в здешние обычаи не входило. Ричард обнаружил это довольно скоро, потому что ему пришлось безуспешно трясти своим графинчиком над бокалом задолго до того, как подали слегка побитые авокадо. Деми подвинула ему свой, и это позволило Ричарду продержаться еще минут пять. Два часа спустя женщины вышли из столовой, а он остался с мужьями ради двух рюмок портвейна величиной с наперсток… Сверкающие ослепительными улыбками и рубашками, мужья, насколько он мог удостовериться, были прямолинейны, дружелюбны, но совсем не глупы; они громогласно толковали о том, как устроен мир, в котором для них не было секретов.
Итак, до боли трезвый, охваченный паническим ужасом от собственной трезвости, Ричард сидел рядом с Деми на кровати в темной башне, которую венчала остроконечная, похожая на шляпу ведьмы, крыша. Чтобы добраться сюда, им пришлось пересечь две покрытые инеем лужайки, подняться по винтовой каменной лесенке и отпереть дверь, ведущую в эту круглую башню, тяжелым мокрым ключом. В таких башнях обычно томились безвинно оклеветанные принцессы, которые мечтали убежать или быть вызволенными. Одна принцесса, о которой Ричард недавно читал (а по бокам сидели близнецы), сбежала из такой башни, спустившись по веревке, сплетенной из собственных волос: принцесса с пышной шевелюрой. В фантазиях Ричарду часто рисовалось его собственное бегство. Он видел, как ускользает из спаленки на улице Блэкфрайарз — этого призрачного замка старой девы, — спускается по веревочной лестнице, связанной из разодранного на полосы ветхого тряпья Энстис… По какой-то загадочной, если не сказать волшебной, причине эта башенка (так называла ее Деми) была уютной и теплой. В свое время она служила спальней одной из легендарных нянюшек, давно почившей. Деми и Ричард сидели бок о бок на узкой кровати, которая, по всей вероятности, никогда не скрипела от страсти.