110 
Он спустился вниз, прикрывая лицо носовым платком. В доме никого не было. Не получив искреннего и подробного рассказа о том, почему он так выглядит, Ричард устроился на кухне и под пристальными взглядами пожилой четы домоправителей принялся готовить себе бодрящую смесь из цикориевой эссенции и сгущенного молока. Потом перебрался в холл, присел на диванчик у камина, держа чашку обеими руками под самым подбородком, как это часто делают женщины… Случилось что-то плохое и что-то хорошее: об этом свидетельствовало чувство внутренней уравновешенности. Несомненно, и то, и другое было связано с Деми. Сгорбившись над своим отвратительным пойлом, Ричард вдруг вспомнил, что хорошее он записал — доверил бумаге. Пусть другие пишут о чувстве вины и нищете человеческого духа, подумал он и даже пробормотал это себе под нос, обшаривая карманы в поисках блокнота. Да, вот оно — на последней странице заглавными буквами было написано и даже злорадно подчеркнуто — ДЕМИ: «ГВИН НЕ МОЖЕТ ПИСАТЬ НИ ЗА ЧТО». Глядя на запись, Ричард постарался извлечь из нее хоть какое-то утешение.
Так как он уже знал, что его физическое состояние хуже некуда. У его сегодняшнего похмелья были примечательные симптомы, одним из которых было изначальное недоверие ко всем действиям организма; он чувствовал его, когда пытался закинуть ногу на ногу, почесать в затылке и просто вздохнуть. Делая вдох, Ричард чувствовал, что воздух не достигает своей цели, не может вернуться, его вздох застревает где-то посередине. Но, собственно, о чем говорили эти симптомы? Они говорили о страхе смерти. В данный момент Ричард притязал лишь на то, чтобы умереть достойно. Уйти тихо, по возможности со скромным, но приличествующим случаю афоризмом на устах. У Ричарда вдруг резко заложило оба уха, и от этого он почувствовал себя еще более отрешенным от мира.
Так он и сидел, собираясь с мыслями и спрашивая себя, кто это сделал. Он знал «кто», ему было все равно «зачем» (к черту «зачем»), а что насчет «как»? И вот он, ответ на вопрос «как». Вдоволь усладив свои ноздри кокаином Ричарда, Деми отправилась спать. (Он помнил, как она чмокнула его в щеку, когда он желал ей спокойной ночи, стоя за дверью ее комнаты.) Остатки кокаина Ричард употребил сам. Это был не обычный кокаин за семьдесят пять фунтов, который и без того всякий раз едва не сводил его в могилу. Это был кокаин, который ему дал Стив Кузенс. Это был кокаин, который показывают в кино: в фильмах про колумбийцев, летающих на частных самолетах в окружении телохранителей с завязанными хвостиком волосами. Прикончив кокаин, он скрупулезно обыскал дом, пока не наткнулся на буфет с несколькими сотнями почти пустых бутылок ликера: сливового, вишневого, абрикосового, бенедиктина, «парфе д'амур». И под утро ночь растворилась в затяжных видениях в стиле де Квинси: в видениях успеха, который, быть может, еще ожидает роман «Без названия» (наверное, это был чертовски хороший кокаин, решил про себя Ричард). Еще он помнил, как сидел в темной столовой, по его подбородку стекал липкий ликер, поскуливала лабрадорша — может быть, ей приснился кошмар, или уже начались схватки. Ричард надеялся, что никто не придет посмотреть, что с собакой, в ее компании ему было спокойнее от мысли, что он не один страдает… Ричарда передернуло. Причем так резко и сильно, что одно из заложенных ушей снова стало слышать. Он подождал. Через какое-то время он почувствовал, что понемногу согревается и даже уже перестал дрожать. Камин дымил, но не давал тепла, и все же Ричард чувствовал, как ласковое жидкое тепло растекается под ним. Возможно, если бы ему удалось посидеть здесь тихонько, время от времени позволяя себе пару оздоровительных затяжек…
Но тут большие двери распахнулись. Ричард робко, неуверенно оглянулся. И что же он увидел в холодном ярком свете утра? Жизнь. Жизнь, которая светится всеми красками здоровья и молодости, заставляя умирающую тварь еще глубже забиваться в свою берлогу. Лошадиная стать и горячее лошадиное дыхание, невесты в брюках для верховой езды, ухмыляющиеся женихи и, впереди всех, процессия детских колясок. Уже через минуту Деми была около него.
Сияя ослепительно синим взором, ослепительно белыми зубами и влажно-розовыми губами, она дала понять, что ему следует поторопиться: сам мистер Бойер-Смит согласился устроить Ричарду экскурсию по дому по полной программе. С бесконечно огромным трудом Ричард поднялся на ноги. Наконец-то все — весь мир — смотрели на него подобающе: с уважением, жалостью, ужасом. Он проследил их взгляды и посмотрел вниз — на свои ноги. От паха до коленей его брюки были пропитаны алой кровью. Только, пожалуйста, не волнуйтесь! Это совершеннейшая чепуха! Просто он не заметил, что уселся на послед лабрадорши! Но что делать, если он не взял с собой запасной пары брюк?! Деметра провела его в боковой коридор, где зарылась в кучу кроссовок и ветровок, а еще через минуту Ричард оказался в прачечной среди пластмассовых тазов и ухающих стиральных машин и уже натягивал на себя клеши цвета овсянки. Тут же в углу на картонной подстилке лежала лабрадорша, не обращая на него ни малейшего внимания. Заботы ее в данный момент носили исключительно биологический характер — она старательно вылизывала своих полуслепых, как кроты, малышей.
110 
