51 
— А кто такой Р. Ч. Сквайерс?
— Р. Ч. Сквайерс? Это литературный редактор «Маленького журнала».
— Какого маленького журнала?
— «Маленький журнал» — это название журнала. Я работаю там литературным редактором. Интересный человек. Он жил в Берлине в тридцатые годы и в Испании во время гражданской войны. — Где, как выяснил Ричард после месяца беспорядочных исследований, он в Берлине общался с проститутками на улице Курфюрстендам, а в Испании играл в пинг-понг в Ситхесе. — Можно я закурю?
— А что с путевыми заметками? С поездкой в Сибирь?
— Я не поеду.
— Сибирские прокаженные…
— Я не поеду.
— А это что? «История прогрессирующего унижения». Не роман?
Ричард положил ногу на ногу, потом поменял ноги. Это была книга, которую он все еще хотел написать — когда-нибудь. Он сказал, как говорил это уже много раз:
— Это будет книга, рассказывающая об упадке статуса и добродетели главных героев литературных произведений. Сначала были боги, потом полубоги, потом короли, великие воины, великие любовники, потом бюргеры и торговцы, викарии, доктора и юристы. Потом критический реализм: это ты. Потом ирония: это я. Ну, а потом маньяки и убийцы, бродяги, подонки, отребье и разный сброд.
Гэл посмотрела на него:
— И чем же это объясняется?
Ричард вздохнул:
— Историей астрономии. История астрономии — это история все большего унижения. Сначала была геоцентрическая вселенная, потом гелиоцентрическая. Потом эксцентрическая — та, в которой мы живем. Век за веком мы становимся все меньше. Кант понял это, сидя в своем кресле. Как он сказал? Это принцип земной посредственности.
— …Большая книга.
— Большая, — повторил Ричард и добавил: — Маленький мир. Большая вселенная.
— И в каком состоянии все эти проекты?
— В каком состоянии? Я взял под них авансы, но ничего не написал.
— Черт с ними, с авансами, — сказала Гэл. — Авансы спишут.
После чего обмен репликами пошел во все ускоряющемся темпе.
— Ну, а новый роман. О чем он?
— О современном сознании.
— Такой же сложный, как и остальные?
— Сложнее. Гораздо сложнее.
— Ты никогда не думал написать что-нибудь в другом жанре?
— Написать вестерн?
— Как называется твой роман?
— «Без названия». Он называется «Без названия».
— Мы что-нибудь придумаем.
— Ничего мы не придумаем.
— Я перечитала «С мечтами не расставайтесь», и мне…
— «Мечты ничего не значат».
— Не говори так. Ты слишком быстро падаешь духом.
— Во-первых, — начал Ричард и замолчал, решив сделать паузу. На самом деле он когда-то написал вестерн. По крайней мере, он пытался. Однако его хватило на пару страниц, где описывались хлопающие ставни и гонимые ветром перекати-поле, а потом он как-то иссяк… — Во-первых. Моя книга называется «Мечты ничего не значат». Во-вторых. Я действительно считаю, что мечты ничего не означают. И это не совсем одно и то же. И в-третьих. Я вовсе не «быстро падаю духом». Меня трудно заставить пасть духом. Я бы даже сказал — чрезвычайно трудно.
— Можно затянуться?
Ричард протянул ей сигарету фильтром вперед. Гэл взяла ее не пальцами, а губами, и Ричард успел заметить ее ослепительно белый бюстгальтер и ослепительную персиковую плоть. Он немного успокоился. Гэл со знанием дела втянула дым и снова откинулась на спинку кресла. Гэл нравилось курить; в кофе она положила искусственный подсластитель. Попутно Ричард отметил, что рука у нее все такая же пухленькая, как и десять лет назад. Эту руку он не раз по-братски держал в своей. У Гэл был один изъян — предрасположенность к полноте. Над ней всегда висела угроза набрать вес, располнеть. На столе, за которым она сидела, все было замечательно организовано, однако в ней самой не все было так хорошо организовано, не все… За спиной у Гэл было окно: в этой раме на фоне серого неба высотные краны напоминали рейсшины на чертежной доске. Бумага, которую использовал архитектор, была испачкана и захватана пальцами. Много раз ее терли грязным ластиком, чтобы начать все заново. Вымаранные места чертежа, крохотные катышки резины, сереющие в воздухе, сметенные легким движением мизинца. Неплохая мысль — представляя Лондон, представляя другие большие города, обращаться к образу чертежной доски.
— Я хочу тебя представлять, — сказала Гэл.
— Спасибо.
51 
