42 
Именно потому, что огонь не угасает, ветреный супруг возвращается домой; перед этим огнем, осветившим столько прожитых вместе дней, прощают виновную супругу; у этого тепла садятся зятья, к нему в молчании приходят и блудный сын, и молодая вдова, держа за руки своих детей.
Девственница-хранительница живет в своем нетронутом теле отнюдь не для себя самой; ее чувства питаются только горестями и радостями других. Она наперсница нетерпеливого гнева подростка; и старику не стыдно признаться ей, что в глубине души он чувствует себя похожим на ребенка, которым был когда-то.
Поскольку сама она не рожала, время вокруг такой девы-хранительницы словно останавливается, и она излучает иллюзию, будто умершие всего лишь ненадолго отлучились.
Я часто напоминаю моим собственным сыновьям и дочерям, чем они обязаны моей старшей сестре. Гестия распределяет обязанности среди дежурных нимф, следит за распорядком кортежей и пиров, по утрам торопит трех Гор, когда те мешкают, запрягая колесницу Солнца. Без нее, без тетушки Гестии, как ее все зовут, Олимп, конечно, был бы не большим, полным шумливых домочадцев домом, но всего лишь судилищем, где я восседал бы на холодном троне.
Я повелел, чтобы культ Гестии чтили во всех людских жилищах и чтобы ее статуи были поставлены во всех храмах всех богов. Но эти статуи подобны самой Гестии: перед ними часто проходишь, не замечая.
Деметра. Радости и труды.
Сады Сены. Цветочные часы. Филадельфы
Если Гестии нравится оставаться у очага и никогда не выходить за порог дворца, то совсем другое дело — моя сестра Деметра, которая только и любит, что бегать по садам и полям. Сколько раз вечером, не видя ее возвращения и беспокоясь, я отправлялся на поиски и обнаруживал ее, одетую одним лишь лунным светом, у какого-нибудь дерева, которое она обнимала руками, к которому прижималась ухом.
— Слушаю соки, — поясняла она.
Запах скошенного сена всегда приводит Деметру в экстаз, ее пьянит даже сладковатый, приторный дух гниющих листьев. Я не раз видел, как она погружала свои большие светлые руки в черный перегной и разминала его, вдыхая испарения месива.
— Это жизнь для завтрашнего дня, — говорила она при этом.
Ей достаточно взять плод в свои ладони, чтобы от него пошли плоды более крупные.
Деметра сочла, что щиток рябины-арии слишком плотный и слишком частый. «Столько надежд, скученных на одном черешке, принесут хилые плоды», — рассудила она и произвела от рябины-арии черешню, еще кисловатую, но уже гораздо более мясистую, а затем — прекрасную толстощекую вишню с роскошной сладкой мякотью и кожицей цвета крови — все те крупные, сочные ягоды, которые уплетают ваши дети, идя в школу.
А тыквы! Деметра была страстно увлечена тыквами. Помню ее смех и радость в тот летний день, когда она шла к столу богов, неся свою первую круглую тыкву так, будто сорвала солнце. Ах, до чего же она хороша, внучка Урана! И до чего же ярко в ней проявились, как и в каждом из нас, черты демиурга-основателя! Посейдону досталось неуемное и буйное воображение; Аиду — терпение во время медленных преобразований... А мне — способность уравновешивать и согласовывать эти различные силы, быть их верховным объединителем и руководителем.
На первых порах моего царствования, когда я больше занимался переустройством, чем творчеством, и когда моей основной задачей было привести в порядок природу, именно Деметра стала моей главной соратницей, спутницей и работницей. Мы вместе трудились на божественных стройках. Террасы Тосканы и фруктовые сады Умбрии, уэрты Иберии, пальмовые рощи Ифрикии, зеленые долины Ливана — эти земли до сих пор хранят память о наших трудах.
Вот послушайте, хочу задержаться на одном счастливом моменте. Мы в то время гостили у нашего родственника, бога реки Сены. Равнины этого края своими обильными урожаями словно подтверждают, что мы там побывали. Позже местные жители воздвигли в мою честь колонну на острове Лютеция и посвятили мне храм, который возвышался неподалеку, на левобережном холме.
Храм и колонна исчезли в основаниях других базилик. Однако мое имя осталось в названии холма, где некогда возвышался храм: это «mont Jovis» — гора Юпитера. Позже оно превратилось в слово «монжуа» и долго служило боевым кличем, собирая храбрецов вокруг королей.
Итак, пока мы трудились в этих садах на Сене, я все удивлялся, что Деметра встает еще до рассвета.
42 
