Особенно,... 
100 
– Нет, – выплюнула я, придавленная его тяжестью. – Тебе наверняка был ложный сигнал! Господь не мог такого повелеть!
– Вот как? Разве акт любви не угоден Господу? Для этого не требуется повеления! Разве Будда не по доброй воле отрекся от мирских благ? Разве Магомет не сам взялся за оружие, чтобы идти против неверных? Разве Авраам не с чистым сердцем готовился принести в жертву родного сына – и осуществил бы свое намерение, не останови его Господь? Все, что от нас требуется, Исида, – это акт любви в доказательство нашей веры. Мы должны подчиниться! – Крякнув, он вырвал руку, и она нырнула между моих плотно сведенных бедер, чтобы нащупать мое средоточие.
Приподнявшись, я сбросила с себя грузное туловище и откатилась вбок, но, когда попыталась встать, Сальвадор поймал меня за лодыжку и рывком опустил на четвереньки.
– Подчинись, Исида, не противься! Докажи свою любовь к Богу! – Он попытался взобраться на меня сзади, но я выскользнула.
– Ты не в себе! – на бегу кричала я, утопая в перине, и остановилась лишь для того, чтобы подхватить одежду. – Не может быть, чтобы Господь такого потребовал!
Дед стоял на коленях; символ его мужественности торчал вверх, подпирая толстый живот. Круглое лицо исказилось незнакомым выражением яростной, кипучей ненависти, отчего меня пробрал холод, смешанный с тошнотой.
– Отвергаешь Бога, Исида? – сдавленно выговорил он.
Я бросилась к закрытой двери. Оказалось, это не выход из спальни, а всего лишь дверь в ванную. Сальвадор вклинился передо мной и широко развел руки.
– Отвергаешь таинство единения душ? Прислонившись к стене, я никак не могла попасть ногой в штанину брюк.
– Если бы Господу это было угодно, Они бы дали мне знать, – возразила я.
– Достаточно того, что Они дали знать мне! – Он ударил себя кулаком в грудь.
Воспользовавшись тем, что я стою на одной ноге, он опять бросился в атаку. Наученная опытом, я отпрянула в сторону, но при этом выронила куртку и носки. Спотыкаясь на перине, зажала локтем блузу и натянула брюки. Со второй попытки я уже не ошиблась дверью. На пороге попыталась отдышаться, а дед так и маячил бледной тенью возле ванной комнаты; в мерцании свечей его грудь и живот вздымались при каждом вдохе. Пенис бессильно обмяк. Дед утер испарину.
– Ах ты, иуда, – прошипел он.
– Дедушка, опомнись… – начала я, застегивая блузу.
– Язычница! – Под робким свечным огоньком у него брызнула слюна. – Отступница! Неверная! Еретичка! Неспасенная тварь!
– Это несправедливо, дедушка, – выговорила я, заправляя блузу в брюки. – У тебя…
– Несправедливо? – ядовито передразнил он. – А что справедливо? Господь не вершит справедливость, Господь повелевает. Ты не вправе Их ослушаться.
– Я Их не ослушалась. – У меня навернулись слезы.
– Ты мне не веришь, – прошептал он.
– Готова поверить, что ты… запутался. – Я прикусила губу.
– Ах, вот как? Девчонка! Тебе не дано понять слово Божье.
– Когда услышу – пойму.
– Какое самомнение, Исида! Ты грешишь против Бога, грешишь против собственной веры.
Качая головой, он заковылял по перине туда, где бросил свое облачение. Пока он надевал его через голову, я успела собрать носки, трусы и куртку.
– Лучше нам забыть этот случай, дедушка. – Я натянула носки.
Оглядевшись, он нашел стакан, заброшенный его рукой в дальний угол, и плеснул себе виски.
– Я тебе это попомню. И Господь тоже не забудет. Прощение и забвение еще надо заслужить.
Я уже стояла в куртке.
– Как бы то ни было, нам обоим лучше забыть все, что здесь произошло.
– Ты, милая, воровка и еретичка, – ровным тоном изрек он, придирчиво изучая виски в своем стакане. – Не в моей власти даровать тебе прощение.
– Я не воровка и не еретичка. – Помимо воли, у меня хлынули слезы и ручьями потекли по разгоряченным щекам; я кляла себя за такое ребячество. – Это ты заблуждаешься, а не я. – Меня душили неистовые рыдания. – Я не совершила ничего дурного, ровным счетом ничего. Меня оболгали, а ты еще… ты пытался овладеть родной внучкой!
Сальвадор презрительно фыркнул.
– Из нас двоих ты должен молить о прощении. – Отвернувшись, я утерла лицо трусами.
Дед отмахнулся, не глядя в мою сторону.
– Несмышленая, самонадеянная… глупая девчонка, – бросил он. – Убирайся с глаз долой. Если впредь захочу тебя видеть, то лишь для того, чтобы выслушать твои покаяния и извинения.
100 
