Особенно,... 
103 
— Просто недоразумение.
— Вот и хорошо, — согласился Хеймдалль. — А то Скади показалось, что ты предал нас, что Локи на свободе и что вы с ним снова вместе, совсем как в старые времена, словно ничего не случилось. Словно Рагнарёк был всего лишь игрой, в которой мы проиграли, а сейчас начался очередной раунд. — Сощурившись, он посмотрел на Одина. — Конечно, Скади ошиблась. Ты ведь никогда бы так не поступил, правда, Один? Ты никогда бы этого не сделал, помня о последствиях для нашей дружбы и нашего союза.
Некоторое время Один молчал. Он это предвидел. Хеймдалль больше всех ванов ненавидел Локи, и именно свирепого верного Хеймдалля Один ценил больше всего. С другой стороны, он ценил Мэдди, и если она забрала Шепчущего…
— Старина… — начал Один.
— К черту это, — поморщился Хеймдалль. — Скади сказала правду?
— Ну, в общем-то, да, — Один улыбнулся. — Но прежде чем ты сделаешь поспешные выводы…
Хеймдалль замер на полуслове от удивления, разинув рот.
— Прежде чем любой из вас сделает поспешные выводы, — повторил Один, улыбаясь кольцу ванов, сомкнувшемуся вокруг него, — я бы хотел, чтобы вы выслушали мою версию.
Когда Отец богов начал говорить, никто не заметил, как крошечная зверушка — обычная бурая мышка — выскочила из-за одной из хозяйственных построек и перебежала через пасторский двор. Никто не видел следа, который тянулся за ней, и никто не видел, что она несла в зубах, очень осторожно, надушенный клочок чего-то легкого, как паутинка, прелестного, как майская роза, и уронила это меньше чем в футе от ног Одина. Уронила с его незрячей стороны и оставила на земле чуть-чуть мерцающую среди чар и пыли безделушку, ждущую, пока ее подберут и восхитятся, изысканную штучку, объект желания.
— Для вас, друзья мои, — начал Один, — Рагнарёк закончился лишь вчера. Но многое изменилось с тех пор. Боги Асгарда почти вымерли, наши имена забыты, наши земли утрачены. Мы были достаточно самонадеянны, чтобы считать, будто мирам вместе с нами придет конец в Рагнарёк. Но целая эпоха — лишь ежегодный прирост для Иггдрасиля, Мирового ясеня. Для Мирового древа мы просто прошлогодние листья, облетевшие и ждущие гибели.
Фрей заговорил:
— Пятьсот лет — и это все, что ты можешь нам сказать?
Один улыбнулся.
— Я не хотел вас расстраивать.
— Расстраивать! — крикнул Хеймдалль.
— Хеймдалль, прошу тебя. Я поведал вам истину, но вы должны знать и другое. Скади, возможно, рассказала вам об Ордене. — (Бурая мышь, спешившая обратно через дыру в заборе, остановилась и подняла голову.) — Но она, как и вы, уснула после Рагнарёка. Я же, напротив, посчитал своим долгом изучать и постигать Орден с тех самых пор, как он зародился.
Хеймдалль с подозрением посмотрел на Одина.
— И что ты узнал?
— Что ж. Сперва все казалось просто. В истории мира всегда были боги и их враги, Порядок и Хаос существовали в равновесии. Мир нуждался в обоих. Перемены неизбежны, как Мировому древу необходимо ронять листья, чтобы расти. Когда мы были богами, мы это понимали. Мы ценили равновесие Порядка и Хаоса и старались сохранить его. Но этот Орден смотрит на вещи по-другому. Он стремится не сохранить, а разрушить равновесие, уничтожить все, что беспорядочно. И это не только несколько мертвых листьев. — Один снова умолк и оглядел ванов. — Короче говоря, друзья мои, Орден мечтает о лете круглый год. А если у него ничего не получится, он срубит дерево.
Он потянулся, затем прикончил вино, пролив последние несколько капель на землю как приношение тем старым богам, которые могут оказаться поблизости.
— Я точно не знаю, что вам сказала Скади или какую сделку, по ее мнению, она заключила с людьми, но я вам вот что скажу: Орден не заключает сделки. Все его члены думают как единое целое. Он обладает силами, которые я только начинаю понимать. Если мы хотим получить возможность выстоять против него, мы должны оставаться едиными. Мы не можем себе позволить лелеять обиды и замышлять месть, равно как и судить своих союзников. Наша позиция проста. Все, кто не входит в Орден, на нашей стороне. Знают ли они это или нет, нравится ли им это или нет, нравится ли это нам или нет — неважно.
За речью Одина последовала очень долгая тишина. Браги лежал на спине и смотрел вверх, обратив лицо к звездам. Фрей закрыл глаза. Ньёрд гладил свою длинную бороду. Хеймдалль хрустел костяшками. Идун принялась напевать, а Фрейя перебирала пальцами звенья ожерелья, которые бренчали, как все сокровища мира. Одноглазый Один заставил себя тихо ждать, глядя в темноту.
103 
