Так продолжалось некоторое время. Все тело мое покрылось синяками, ссадинами, рубцами. У меня были трещины в трех ребрах. Роберт выбил мне зуб. Сломал мне палец. Я не смела показаться на глаза своим родителям, и как только умер дед Роберта, мы переехали сюда. Для Робертовых друзей я была всего лишь одной из многих жен, которых бьют мужья, – что, строго говоря, соответствовало истине. Никто ничего не замечал. В заведениях, где Роберт пил, это создало ему известное положение. Когда я надолго оставалась одна или общалась с самыми обычными людьми, занимающимися обычными делами, наши безрассудные поступки – как и мое собственное молчаливое согласие во всем этом участвовать – вселяли в меня ужас. Я то и дело твердила себе, что должна сбежать. А потом, как только мы опять оказывались вместе, то, что казалось раньше безрассудством, вновь становилось неизбежным, даже логичным. Оба мы были не в силах устоять против искушения. Нередко я сама проявляла инициативу, и всякий раз это не составляло труда. Роберт всегда горел желанием избить меня до полусмерти. Мы достигли той цели, к которой стремились все это время. Однажды ночью Роберт признался, что теперь у него, в сущности, осталось лишь одно желание. Желание убить меня – во время физической близости. Он говорил совершенно серьезно. Помню, на другой день мы пошли в ресторан и попытались превратить все это в шутку. Но мысль об этом все равно не давала нам покоя. Из-за нависшей над нами угрозы мы стали предаваться любви с такой страстью, какой не знали никогда.
Однажды Роберт пропьянствовал где-то весь вечер и пришел ночью, как раз когда я засыпала. Он забрался в постель и овладел мною сзади. Потом прошептал, что сейчас убьет меня, но это он много раз говорил и раньше. Он обхватил меня рукой за шею и начал сильно давить мне на поясницу. Одновременно он запрокинул мне голову. От боли я потеряла сознание, но еще до этого, помню, успела подумать: будь что будет, уже поздно идти на попятный. Безусловно, я хотела, чтобы меня убили.
Спина у меня была сломана, и я очень долго пролежала в больнице. Я уже никогда не буду нормально ходить – отчасти по вине неумелого хирурга, хотя все остальные специалисты утверждают, что он сотворил чудо. У них там круговая порука. Я не могу нагнуться – сразу появляются боли в ногах и в пояснице. Мне очень трудно спускаться по лестнице, а о том, чтобы подниматься, нечего и помышлять. По иронии судьбы, мне бывает удобно только в одной позе – когда я лежу на спине. К тому времени, как я вышла из больницы, Роберт уже купил на деньги деда бар, и заведение процветало. На этой неделе Роберт продает его управляющему. Когда я вышла, предполагалось, что мы будем вести себя разумно. Мы были шокированы случившимся. Роберт, не жалея сил, трудился в баре, ко мне домой ежедневно на несколько часов приходил физиотерапевт. Но мы, разумеется, не смогли ни забыть того, что пережили, ни перестать в этом нуждаться. В конце концов, мы не сделались другими людьми, и эта мысль – я имею в виду мысль о смерти – не перестала преследовать нас только потому, что мы решили выбросить ее из головы. Вслух мы об этом не говорили – говорить об этом было невыносимо, – но мысль эта так или иначе обнаруживала себя. Когда физиотерапевт сказал, что я достаточно окрепла, я без посторонней помощи вышла из дома – просто для того чтобы прогуляться по улицам и вновь почувствовать себя такой же, как все обыкновенные люди. Вернувшись, я обнаружила, что не могу подняться по лестнице. Перенося весь свой вес на одну ногу и отталкиваясь, я испытывала адскую боль, как от удара током. Я вышла во двор и стала дожидаться возвращения Роберта. Придя с работы, он сказал, что я сама виновата – не надо было выходить из квартиры без его разрешения. Он говорил со мной, как с маленьким ребенком. Он не только отказался помочь мне подняться по лестнице, но и ни на шаг не подпустил ко мне никого из соседей. Вы не поверите, но мне пришлось всю ночь провести внизу. Я сидела на пороге, пытаясь уснуть, и до самого утра мне казалось, будто я слышу, как люди храпят в своих спальнях. Наутро Роберт отнес меня наверх на руках, и впервые с тех пор, как я вышла из больницы, мы занялись сексом.
Физически я сделалась пленницей. Я в любое время могла выйти из квартиры, но никогда не была уверена, что мне удастся вернуться, и в конце концов покорилась судьбе. Роберт платит соседке, которая делает все покупки, а я уже почти четыре года никуда не выхожу. Я присматриваю за фамильными ценностями, за маленьким музеем Роберта. Он одержим воспоминаниями об отце и деде. А здесь я устроила вот этот цветущий уголок. Я много времени провожу в одиночестве. Это не так уж плохо.