Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
83 
— Джим!
Медные шесты описывали круги, творя среди ночи желтый восход.
Музыка взлетала вверх прозрачными фонтанами.
Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э.
Джим открыл рот, подпевая:
— Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э!
— Джим! — крикнул Вилл на бегу.
Джим попытался поймать медный шест. Он скользнул по его ладони.
Джим подставил ладонь под следующий шест. На этот раз она словно прилипла к металлу.
Кисть последовала за пальцами, предплечье — за кистью, плечо и все тело последовали за предплечьем. Сомнамбулу Джима оторвало от корней в земле.
— Джим!
Вилл выбросил руку, почувствовал, как ступня Джима вырывается из его хватки.
На волнах стонущей музыки Джим уплывал через ночь по широкой светлой дороге. Вилл ринулся следом за ним.
— Джим, сойди с карусели! Джим, не бросай меня здесь!
Влекомый центрифугой Джим, вцепившись одной рукой в шест, повернулся и, словно покоряясь слабеющему, смутному инстинкту, вытянул по ветру другую руку — единственную его часть, обособленную белую частицу, которая еще помнила их дружбу.
— Джим, прыгай!
Вилл попытался схватить эту руку, промахнулся, споткнулся, едва не упал. Первый забег был проигран. Джиму предстояло завершить круг в одиночку. Вилл стоял, ожидая следующего наскока лошадей, нового появления то ли мальчика, то ли уже не мальчика…
— Джим! Джим!
Джим проснулся! В середине первого круга на его лице июль чередовался с декабрем. Сжимая шест, он скулил от отчаяния. Он хотел и не хотел. Он желал, отвергал, снова страстно желал, летя в завораживающем потоке жаркого воздуха, в ослепительном блеске металла, под топот июльских и августовских лошадей, чьи копыта пронизывали воздух, точно падающие плоды. Сверкая глазами и прикусив язык, он шипел от расстройства.
— Джим! Прыгай! Папа, останови машину!
Чарлз Хэлоуэй повернулся и в пятнадцати шагах увидел пульт управления.
— Джим! — Левый бок Вилла прорезала острая боль. — Ты мне нужен! Вернись!
И Джим на другом, таком далеком краю карусели повел в стремительном движении борьбу со своими руками, с шестом, с подгоняемым ветром бездумным полетом, с густеющим мраком, с крутящимися в небе звездами. Он выпустил шест. Он схватил его. А правая рука все так же тянулась в воздухе вниз, взывая к последним остаткам сил Вилла.
— Джим!
Джим показался снова. Там внизу, на окутанной мраком станции, откуда в облаке компостерного конфетти навсегда уходил его поезд, он увидел Вилла, Вилли, Вильяма Хэлоуэя, юного приятеля, юного друга, который под конец этого путешествия будет казаться еще моложе, и не просто моложе — станет незнакомцем, с которым он вроде бы некогда встречался в каком-то другом году… но сейчас этот мальчик, этот друг, этот младший друг бежит рядом с поездом, протянув руку вверх, прося захватить его? Или требуя, чтобы Джим сошел с поезда? Так что же?!
— Джим! Ты помнишь меня?
Вилл вложил все силы в решающий бросок. Пальцы коснулись пальцев, ладонь коснулась ладони.
Сверху холодно смотрело белое лицо Джима.
Вилл трусил рядом с вращающейся машиной.
Где папа? Почему не остановит ее?
Рука Джима была знакомая, теплая, верная. Она сжала руку Вилла. Вилл стиснул ее, закричал:
— Джим, прошу тебя!
Но путешествие по кругу продолжалось, Джима несла карусель, Вилл волочился следом рваной трусцой.
— Умоляю!
Вилл дернул. Джим дернул. Руку Вилла, схваченную рукой Джима, обдало июльским зноем. Словно домашний зверек, ласково поглаживаемый Джимом, она уходила по кругу вдаль, в другие, более взрослые времена. Продолжая вот так свое путешествие, рука его станет чужой, познает в ночи вещи, о которых он, лежа потом в постели, будет только догадываться. Четырнадцатилетний мальчик, пятнадцатилетняя рука! Джим все держит ее! Крепко сжимает, не отпускает! И лицо Джима — вроде бы оно уже старше после первого круга? Ему теперь пятнадцать и пошел шестнадцатый?
Вилл тянул в свою сторону. Джим — в свою.
Вилл упал на край карусели.
Теперь оба катились в ночи.
Вилл уже весь целиком катился вместе со своим другом.
— Джим! Папа!
Куда как легко просто остаться на карусели, крутиться на ней вместе с Джимом, если он не даст себя сдернуть на землю, оставить его в покое, и — вперед, друзья неразлучные! Кровь заструилась быстрее в сосудах, замутила глаза, стучала в ушах, колола поясницу электричеством…
83 
