Особенно,... 
43 
При одной мысли, что он снова увидит на экране прыгающих от счастья и орущих во всю глотку игроков Денвера, его так замутило, словно он тоже подхватил грипп. В последний раз он испытывал такую дурноту, когда в новостях показывали, как у того смазливого журналиста лев руку отгрыз. Как же его звали-то, дуболома этого?
Зато миссис Клаузен отлично знала имя злосчастного репортера.
— Интересно, как поживает бедный мистер Уоллингфорд? — спрашивала она вдруг ни с того ни с сего. Отто в ответ только головой качал: каждый раз, когда он слышал это имя, к горлу у него подкатывала тошнота.
А его жена, помолчав немного, обычно добавляла:
— Знаешь, если б я умирала, я бы отдала этому бедолаге собственную руку. А ты разве не отдал бы, Отто?
— Не знаю… Я ведь с ним даже не знаком, — отвечал Отто. — Рука — это ведь не какой-то внутренний орган, как ее незнакомому человеку отдать? Внутренние органы — они и есть внутренние, кто их видит? А рука… Ну нет! По руке ведь и самого человека всегда узнать можно — ты ведь понимаешь, о чем я?
— Знаешь, если уж ты умер, так умер! — припечатала миссис Клаузен.
И Отто вдруг вспомнил, что Патрика Уоллингфорда совсем недавно обвиняли в уклонении от отцовства — эту скандальную историю, естественно, показывали по телевизору, про нее писали в газетах, так что она не ускользнула от внимания миссис Клаузен, которая почему-то очень огорчилась, узнав, что анализ ДНК отрицательный и Уоллингфорд отцом ребенка быть не может.
— Да тебе-то какая разница, кто у них там настоящий отец? — удивился Отто.
— Понимаешь, у него такой вид, словно он и есть отец, — сказала миссис Клаузен. — Точнее, должен им быть.
— Да, наружность у него и впрямь довольно привлекательная… Ты это хотела сказать? — спросил Отто.
— Нет. Просто он выглядит так, будто ему вот-вот предъявят новый иск об отцовстве.
— Так ты поэтому хочешь, чтобы я отдал ему свою руку?
— Ну что ты, Отто! Я этого не говорила! Я всего лишь сказала: «Если уж ты умер, так умер».
— Ладно, допустим, — не успокаивался Отто. — Тогда объясни: почему именно я должен отдать свою руку? И почему именно ему?
Ну вот, теперь придется кое-что рассказать о миссис Клаузен. Это, пожалуй, важнее, чем описывать вам, как она выглядит. Видите ли, в чем дело — стоило ей захотеть, и голос ее начинал звучать так эротично, что Отто мгновенно воспламенялся. Хотя и ненадолго.
— Почему именно ты? — переспросила миссис Клаузен, воспользовавшись тем самым своим голосом. — Да… потому что я люблю тебя и никогда никого другого не полюблю! Во всяком случае, так сильно — никогда!
Услышав этот голос, Отто чуть не умер; его внезапно охватила такая слабость, что он слова вымолвить не мог. Вся кровь разом отхлынула у него от головы и от сердца и устремилась в область паха. Это случалось каждый раз, когда она с ним так говорила.
— Почему именно ему, спрашиваешь ты, — продолжала между тем миссис Клаузен, прекрасно понимая, что Отто уже целиком в ее власти. — Ну, просто потому, что ему нужна новая рука! Чего ж тут непонятного?
Собрав остаток сил, Отто еле слышно пролепетал-
— Но есть ведь и другие люди, потерявшие руку?
— Есть, но мы с ними не знакомы.
— Так ведь мы и с ним не знакомы!
— Он работает на телевидении, Отто! Его всякий знает! И потом, он такой милый!
— Но ты сама сказала, что у него такой вид, словно ему вот-вот предъявят новый иск об отцовстве!
— Ну и что? А выглядит он все равно очень милым! — не сдавалась миссис Клаузен.
— Ах, так?!
Этот возглас отнял у Отто последние силы. Он отлично знал, что последует дальше. Голос его жены звучал прямо-таки убийственно сексуально.
— Что это с тобой, милый? — спросила она. — Хочешь прямо сейчас сделать нам ребенка?
Отто молча кивнул.
Но ребенка они так и не сделали. Зато к своему письму в компанию «Шацман, Джинджелески, Менгеринк и партнеры» миссис Клаузен смогла приложить напечатанное на машинке заявление, подписанное Отто. Он не сопротивлялся. Но, подписывая, чувствовал, что пальцы совершенно онемели. Казалось, чья-то чужая рука выводит под заявлением фамилию Клаузен, а он лишь видит это со стороны…
— Да что с тобой, милый? — снова спросила его миссис Клаузен.
А потом ему стали сниться эти проклятые сны. И в воскресенье, когда играли на суперкубок, Отто был не столько пьян, сколько раздавлен невыносимой ревностью. Сон до такой степени выбил его из колеи, что даже перегнать машину на какие-то пятьдесят метров оказалось совсем не просто. Намучившись с ключом зажигания, Отто окончательно убедился в том, что за руль ему ни в коем случае садиться нельзя — он и двигатель завести не в состоянии. Некоторое время он посидел в задумчивости — все равно потребовалось несколько минут, чтобы немного оттаяло лобовое стекло, успевшее покрыться ледяной коркой, — и увидел, что с начала матча на улице намело добрых два дюйма снега.
43 
