91 
Тишина воцарилась полнейшая; слышно было, как хлопают крыльями чайки.
– Я схожу в Беджайе, – продолжала она. – Месье Болленже, окажите мне любезность и закажите мне там самолет, частный или нет, неважно, который бы доставил меня оттуда в Нью-Йорк вместо самолета из Канн.
Ошеломленный Симон Бежар уронил кости на палубу, и стук их падения прозвучал как ругательство.
– Но позвольте, – проговорила Эдма Боте-Лебреш. И с ее стороны это было немалой смелостью, ибо стоило ей раскрыть рот, как Дориаччи уставилась на нее испепеляющим взглядом. – Но почему, моя дорогая?.. Почему?..
– Почему? Ха-ха-ха… Ха-ха-ха!
Дориаччи была более чем саркастична, она источала презрение и, повторив свое «ха-ха-ха!» раза два или три, поднялась и стала разгневанно и методично укладывать в сумку-корзинку все свое снаряжение: губную помаду, расческу, портсигар, упаковку пилюль, пудреницу, золотую зажигалку, карты, веер, книгу и т. д. Все эти предметы, свободно рассыпанные на столике рядом с ней, теперь водворялись на предназначенное им место. И тут Дива повернулась к Эдме.
– А знаете ли вы, мадам, что мы исполняли вчера вечером? – выпалила она, захлопывая корзинку до того резко, что замок чуть не выскочил. – Знаете ли вы, что мы исполняли вчера вечером?
– Но… но, само собой разумеется, – проговорила Эдма слабеньким голоском, а на ее безмятежном лице неизменно уверенного в себе человека вдруг появились признаки паники. – Само собой разумеется… Вы исполняли Баха… То есть маэстро Кройце играл Баха, а вы пели песни Шуберта, разве не так?.. Не так?.. – переспросила она и повернулась к остальным, и взгляд ее становился все более и более тревожным по мере того, как эти трусы отводили от нее взгляд. – Разве не так, Арман? – в конце концов обратилась она к супругу, ожидая от него если не словесного подтверждения, то, по крайней мере, молчаливого, кивком головы.
Но на этот раз Арман, сконфуженно уставившись куда-то поверх очков, не удостоил супругу не только ответом, но и взглядом.
– Ну ладно, тогда я сама скажу, что мы исполняли!
И Дориаччи, сунув корзинку под мышку и положив сверху руку, словно опасаясь, что кто-нибудь в нее влезет, ответила:
– Мы с Гансон-Гельмутом Кройце исполняли «Лунный свет»: он на фортепиано, меняя аккомпанемент, а я пела на всех языках земного шара! «А Claro di Luna…»[6] – быстро напела она вполголоса. – И никто даже глазом не моргнул!.. Никто ничего не заметил, вот так-то… Хоть бы кто-нибудь что-нибудь сказал! – продолжала она, бросая каждому вызов и взглядом, и голосом (и все молча сидели в своих креслах, глядя под ноги). – Нашелся один лишь несчастный нотариус из Клермон-Феррана, который весьма робко осмелился сделать мне весьма расплывчатое замечание.
– Но ведь это же бессмысленно!.. – воскликнула Эдма фальцетом, так что сама удивилась и не договорила.
– Вот-вот, это же бессмысленно!.. – героически поддержала ее Ольга. – Это невероятно… А вы уверены? – задала она идиотский вопрос, и под ответным взглядом Дориаччи ей захотелось спрятаться в своем свитере и физически исчезнуть с палубы.
Над палубой нависла тишина, тишина, которую не могло нарушить даже урчание в животе у отдельных пассажиров, тишина, которая нависла, казалось, навсегда, но тут Элледок, поднявшись, дважды прокашлялся, чтобы прочистить голос, на лице его при этом изобразились суровость и непреклонность полномочного посла, а сам его облик и хриплые раскаты в глотке вызывали трепет.
– Я очень извиняюсь, – проговорил он, подчеркивая местоимением «я», возвратной формой глагола и наречием «очень» всю серьезность ситуации, – я очень извиняюсь, но программа изменениям не подлежит.
– Прошу прощения?
Дориаччи сделала вид, что ищет взглядом то некое отталкивающее животное, вроде змеи или быка, и не находит никого, к кому следовало бы прислушиваться; но Элледока это не остановило. Он откинул голову назад и тут начал, в качестве доказательства, зачитывать своим твердым и звучным голосом соответствующие разделы программы, при этом активно жестикулируя.
– Портофино – дары моря, запеченные в тесте, – говядина на ребрышках – мороженое – Скарлати – Верди; Капри – суфле по-бранденбургски – турнедо Россини – полено – Штраус – Шуман… – Называя фамилию каждого из композиторов, капитан наводил перст указующий на каждого из соответствующих виртуозов… – Картахена – черная икра – эскалоп…
– А, да замолчите вы бога ради! – все себя воскликнула Эдма. – Замолчите же, капитан!.. Не всем же охота быть такими же дурнями, такими же… такими же…
91 
