83 
В магазине на шоссе д'Иксель Клем купил бутылку французского красного вина и, из холодильника, бутылку белого. Сосредоточившись только на окружающем — сколько проехало машин, какой марки, — вернулся на Туазон д'Ор, потом на проспект. Считал шаги от одного фонарного столба до другого, считал деревья и мусорные урны; думал появиться внезапно, подобно тому как застигнутый бурей путник вваливается в дверь на первых страницах романа, в котором о прошлом не будет ни строчки.
Добравшись до нужного здания, он нашел в списке жильцов фамилию «Карамера» и позвонил, прильнув ухом к переговорному устройству. Потом позвонил еще раз. Видимо, я отвык встречаться с людьми, подумал он. Веду себя, как полный идиот.
— Кто там?
— Это я, — сказал он, — Клем Гласс.
Молчание.
— Можно я зайду?
Послышался вздох, хотя, возможно, это просто протрещал статический разряд в динамике.
— Лоренсия?
— Четвертый этаж, — сказала она.
Он поднялся на лифте; освещение на четвертом этаже не работало, на деревянной лестничной клетке царил тусклый полумрак. Из квартир пахло едой, где-то в старых водопроводных трубах бормотала вода. Дверь напротив Клема распахнулась. Он увидел, что она переоделась, сменив платье на джинсы и красную рубашку.
— Я купил вина, — сказал он.
Она покосилась на пакет.
— Вы опять собираетесь задавать вопросы? Если вы собираетесь продолжать…
— Я пришел попросить прощения, — произнес он, — потому что понимаю, что все это вас не касается. Что заниматься Рузинданой действительно не ваше дело.
— И не ваше, — сказала она.
— Я пришел попросить у вас прощения, — повторил он.
— Прощения?
— Да. Извините меня.
Он следил, как она обдумывает его слова (обдумывает что-то); затем, повернувшись, Лоренсия пошла в квартиру.
— К нам пришли гости, — объявила она.
Клем последовал за ней на кухню. Посередине комнаты был стол, освещенный по центру лампой; у стола сидел Эмиль и, раскачивая ногой, читал комикс. Увидев Клема, он обрадовался и тут же потащил его в свою комнату похвастаться полученным на прошлый день рождения гоночным велосипедом ярко-вишневого цвета, стоявшим у стены под портретом непобедимого чемпиона Эдди Меркса[54]. Хоть Клем и не ездил на велосипедах много лет и плохо в них разбирался, ему было ясно, что велосипед — дорогой, особенно для ребенка, которому он станет мал через год. Он слушал объяснения Эмиля про скорости, специальные сплавы.
— Это один из самых лучших велосипедов, какие я видел, — сказал он.
Чей подарок, Клем не стал спрашивать. Хотелось думать, что это Лоренсия сэкономила сыну на подарок из своей зарплаты в ФИА.
На кухне, орудуя ножом с длинным лезвием и топориком, Лоренсия разделывала купленную ими в гастрономе курицу, потом обваляла кусочки в муке и смеси приправ. Пахло горячим маслом, к его запаху примешивался бумажный аромат варящегося на пару риса. Откупорив бутылку белого вина, Клем поставил стакан рядом с разделочной доской.
— Спасибо, — поблагодарила она.
— Вы за пальцы не боитесь? — спросил он.
Она помотала головой. Одна щека была испачкана мукой. Клем присел к столу рядом с Эмилем. Дверной проем за спиной мальчика был завешен красной или красно-коричневой шторой. Они разговаривали с Эмилем о музыке, велосипедах и комиксах. Лоренсия жарила курицу, масло на сковородке брызгалось и шипело. Без четверти восемь они сели ужинать. Клем подлил в стаканы вина. Ужин получился очень вкусный, и он сказал это три или четыре раза. Она спросила, готовит ли он дома, в Лондоне.
— Я редко бываю дома, — сказал Клем и признался, что готовить частенько лень и он обходится консервами.
— Как медведь, — сказала она.
— Почему медведь?
— Мы смотрели фильм про медведей, как они выискивают продукты в мусорных кучах, — сказала она, — А когда находят недоеденную консервную банку, то осторожно вылизывают ее длинным языком.
Эмиль хихикнул.
— Именно так, — подтвердил Клем.
Покончив с едой, они оставили посуду и перешли в гостиную. У стены напротив окна стояло пианино, и Эмиль сыграл на нем пьесу; Клем поаплодировал. Затем, устроившись на диване, они смотрели телевизор, пока Эмилю не пришло время спать. Вернувшись в гостиную в черно-синей пижаме с футбольным рисунком, он пожелал Клему спокойной ночи по-французски и по-английски. Лоренсия пошла его укладывать, а Клем отправился на кухню и начал мыть посуду. Тарелки, кастрюли, нож, топорик.
83 
