Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
156 
Носилки – устроив для девушек что-то вроде невысоких сидений – установили в центре, за спинами стрелков; Иола-невеста сидела с прежним отсутствующим выражением на лице; если окружающее и волновало ее, то это никак не проявлялось. Утренний прохладный ветер играл выбившимися из прически светлыми прядями на висках, дергал полы легкой накидки, дерзко припадал к щеке зябким поцелуем – тщетно. Иола оставалась неподвижной.
Лаодамию же, напротив, живо интересовало происходящее, она то и дело о чем-то расспрашивала носильщиков и толстого неуклюжего дамата, стоявшего рядом, с нескрываемым любопытством рассматривала сосредоточенных претендентов на руку подруги; взгляд Лаодамии на мгновение задержался на Иолае (он и Лихас остались на правом фланге рядом с братьями, не пожелав отойти за деревья, потому что Лихаса сейчас никакая сила не могла оттащить от обожаемого Геракла, а Иолая – от обожаемого Лихаса); девушка задумчиво сдвинула пушистые брови, словно что-то вспоминая, потом обратилась к толстяку дамату – Иолай, словно почуяв интерес к своей персоне, резко вскинул голову…
В это время из леса, темно-зеленой стеной стоявшего на той стороне луга, донеслись приближающиеся крики, грохот, громыхание медных тимпанов; качнулись ветки напротив изготовившихся к стрельбе охотников, и крупный олень одним грациозным прыжком вылетел на открытое пространство и на мгновение замер, увидев множество людей.
Идеальная цель.
Это поняли все.
И восемь стрел почти одновременно с гудением пошли через луг. Кажется, никто из охотников не промахнулся – и Лаодамия зажала уши руками, когда олень, пронзительно вскрикнув, почти как человек, бесформенной грудой повалился в траву.
На тонком прозрачном лице Иолы не отразилось ничего.
Охота началась.
Следующими были две белохвостые косули. Выскочив из леса, они тут же, не останавливаясь, стремглав понеслись вдоль дальней кромки смертельно опасного для них луга.
Тишина.
Не только смолк – непонятно почему – далекий еще шум загонщиков, но даже птицы и кузнечики, казалось, замерли в ожидании.
Коротко рявкнула тетива. Вторая. Третья…
Ближняя косуля с разгону кувыркнулась через голову и исчезла в волнующемся разнотравье; ее товарка стала заворачивать обратно в чащу, и в следующее мгновение четыре стрелы догнали животное: две воткнулись в шею, две – в бок.
Критянин Лейод и безымянный сын Авгия выстрелить не успели. Томный, немного похожий на девушку Лейод с задумчивым сожалением опустил лук и, чуть рисуясь, поправил свои буйные курчавые волосы; сын Авгия же не скрывал своего раздражения, глазами ища кого-нибудь, на ком бы он мог выместить свою злость.
«Кто-то» появился почти сразу, вызвав восторг у всех собравшихся. Это была целая стая уток, с оглушительным кряканьем взметнувшаяся из-за верхушек деревьев.
«И откуда они взялись?» – успел еще подумать Иолай, глядя, как птицы то и дело валятся вниз, навылет пронзенные стрелами. Наверное, каждый из охотников знал, попал он или промахнулся, – но конечный результат станет известен позже, когда слуги соберут убитую дичь и выяснится, кому принадлежат стрелы; а стрелы соискателей перепутать невозможно хотя бы потому, что на всех стоит разное оперение.
– Иолайчик, что это? – прошептал нервно пританцовывавший рядом Лихас, выводя Иолая из раздумий.
– Где?
– Вон, в траве… змея, что ли?
Действительно, в пятнадцати-двадцати оргиях от них трава колыхалась совершенно непонятным образом, как если бы там что-то ползло; крупная змея, например…
Охотникам сейчас было не до земных забот – их внимание приковывало небо и заполошно мечущиеся утки.
Легкий, едва ощутимый холодок зашевелился внутри Иолая – чувство опасности редко подводило его, не раз спасая жизнь, хоть первую, хоть вторую, – и он, не задумываясь, тронул за локоть целившегося в очередную крякву Алкида, сбивая прицел.
Другой же рукой Иолай поманил к себе испуганно заморгавшего толстяка дамата; сам дамат интересовал его в последнюю очередь, но за спиной придворного на перевязи болталась тяжелая двусторонняя секира-лабрисса с укороченным древком.
Алкид раздраженно обернулся, готовый выругаться; вместе с ним, словно услышав безмолвный окрик, повернулся только что сбивший утку Ификл. Иолай молча повторил жест Лихаса, указав на дорожку шевелящейся травы – близнецы изменились в лице, и Ификл потащил из колчана очередную стрелу, – потом Иолай еще краем глаза успел заметить, что дамат с секирой подошел и собирается заговорить, что басилей Эврит с недоумением смотрит в их сторону…
156 
