89 
И правда, это была Хулия Вальдес, его товарищ по борьбе, и звонила она издалека. Микель ощутил приступ злости и раздражения.
— Мы же договаривались, что ты не будешь звонить мне в Лурд! — прошипел он.— Я не хочу, чтобы меня потом вычислили! Ты что, спятила?
— Я была обязана позвонить,— настаивала Хулия.— Это очень важно.
С усталым вздохом Уртадо откинулся на подушку и спросил:
— Ну и что же это такое, очень важное?
— Речь идет о твоей жизни,— понизив голос, проговорила Хулия.
У нее всегда была склонность к некоторой театральности, но, в конце концов, она еще совсем молодая и неопытная. Поэтому Микель не стал раньше времени впадать в панику.
— О моей жизни? — переспросил он.— Что ты несешь?
— В какой-то степени в этом есть и моя вина,— продолжала Хулия.— Впрочем, лучше я расскажу по порядку. Сегодня утром тебя стал разыскивать Августин Лопес.
У Августина Лопеса, лидера ЭТА, обычно не было времени на общение с Микелем Уртадо, если только тот не был задействован в какой-то чрезвычайно важной акции. Может быть, принято решение довести до конца операцию по устранению министра Буэно? Микель насторожился. Сна как не бывало.
— Ты знаешь, что ему было нужно?
— Он сказал, что должен срочно увидеться с тобой. Луис Буэно назначил конференцию по вопросу о нашей автономии. Она должна состояться в Мадриде сразу же после появления Девы Марии в Лурде. Министр настолько уверен в том, что оно состоится, что даже назначил дату начала переговоров.
— Переговоров,— презрительно повторил Уртадо.— Неужели Августин и вправду думает, что они состоятся и приведут к какому-нибудь результату? Он становится сентиментальным. И ради этого ты мне позвонила, Хулия?
— Нет, Микель, я позвонила тебе из-за того, что произошло потом. Августин упорно твердил, что должен срочно увидеться с тобой. Я, конечно, не могла сказать ему, где ты находишься, и попыталась запудрить ему мозги. Но он умен, и у него возникли подозрения. Он стал давить на меня, пытаясь выяснить, где ты и когда вернешься. Я сказала, что очень скоро, через несколько дней, но он не отставал: «А откуда он вернется? Куда он уехал?» Он понял, что я что-то скрываю, и начал терять терпение. Ты его знаешь, Микель. Он сказал, что я утаиваю от него важную информацию, и потребовал, чтобы я рассказала все, что мне известно, иначе он выбьет это из меня. Микель, мне пришлось сказать.
— Значит, ты все ему выложила,— с горечью констатировал Микель.— Ты рассказала ему, где я нахожусь. Ты сказала, что я в Лурде.
— Микель, у меня не было выбора,— стала оправдываться Хулия.— Он чувствует ложь за километр. Мне пришлось признаться в том, что ты поехал в Лурд, чтобы… посмотреть, что там происходит. И Августин мгновенно все понял. «Ты хочешь сказать, что Микель вдруг преисполнился набожности и отправился на встречу с Пресвятой Девой? — спросил он.— Бредятина! Он отправился туда, чтобы устроить какую-нибудь заваруху, чтобы помешать мне вступить в переговоры с Буэно, чтобы толкнуть меня на новый террористический акт». Августин говорил и говорил, пытаясь заставить меня рассказать, зачем ты поехал в Лурд. Увидев, что я не хочу открывать истину, он схватил меня за запястье и стал выкручивать мне руку.
— Это на него не похоже.
— Я знаю, но он полностью утратил контроль над собой. Он кричал: «Если Микель окончательно свихнулся и решил что-нибудь взорвать в Лурде, то он должен понимать, что вместе с этим взорвет и возможность мирно договориться с Испанией. Он ведь это задумал, верно?» Микель, он причинил мне боль. Я была вынуждена сказать ему правду.
Уртадо захлестнула волна ярости.
— Ты все ему рассказала?
— У меня не было выбора. Августин спросил: «Ты знаешь, как с ним связаться?» Я ответила, что знаю, но скорее умру, чем скажу. «В таком случае,— заявил он,— сразу после моего ухода позвони Микелю и прикажи от моего имени прекратить осуществление того, что он задумал, и немедленно вернуться в Сан-Себастьян. Скажи, что это приказ, не подлежащий обсуждению. Если он не подчинится, то будет наказан. Надеюсь услышать его голос уже сегодня». Микель, он именно так и сказал. Прошу тебя, послушайся их! Августину виднее!
Уртадо был взбешен.
— Пропади он пропадом, этот Августин! И ты тоже за то, что разболтала ему все!
— Микель,— взмолилась Хулия,— будь же благоразумен! Августин гораздо умнее меня. Он догадался бы обо всем, даже если бы я ему ничего не сказала. Он слишком, слишком умен.
89 
