Особенно,... 
111 
Петер уедет, так и не сумев повидаться с этим человеком.
А на дворе будет играть снегом лютый месяц: не високосный, простой.
Вольница
- В том краю, где бирючу —
- Песни петь,
- В том раю, где палачу —
- Боль терпеть,
- В той земле, где соль сладка,
- В том аду,
- Где калят сковороду, —
- Пропаду.
- В том краю, где бирючи,
- В том раю, где палачи,
- В той земле, где соль – не соль,
- Ветра нет для парусов!
- В том углу, где пауки
- В кружевах,
- На балу, где дураки
- Треплют вальс,
- На своих, на девяти,
- На кругах,
- Прикажу свече: «Свети!» —
- И в бега.
- В том углу, где пауки,
- На балу, где дураки,
- На кругах, на виражах,
- Нету ножен для ножа!
- В тех местах, где явлен страх
- Во плоти,
- На распутье, на ветрах,
- На пути,
- Где течет огонь смолы
- По ножу,
- Хоть закуйте в кандалы —
- Ухожу.
- В тех местах, где явлен страх,
- На распутных на ветрах,
- Где каленая смола,
- Нет мне жизни в кандалах!
- По следам пускайте псов —
- Загрызу.
- Киньте белкой в колесо —
- Увезу,
- Колесо пущу с горы —
- Мчи быстрей!
- Вы могучи, вы хитры,
- Я хитрей.
- По следам пускайте псов,
- Киньте белкой в колесо, —
- Натяну я шкуру пса
- Да на обод колеса!
- Не боец, не чародей,
- Не герой, —
- Распоследний из людей,
- Под горой
- Отдышусь, хлебну вина:
- «Хорошо!»
- Поминай, не поминай, —
- Я пошел!
- Не боец, не чародей,
- Распоследний из людей,
- Под горой хлебну вина —
- Ухожу, ребята, на!..
Жестокий выбор Аники-воина
…ландскнехты, никому не нужные люди, которые всюду бесцеремонно бродят, ищут войны и бедствий и являются спутниками последних. Безбожных, погибших людей, чье занятие – разрушать, резать, грабить, жечь, играть, пить, богохульствовать, которые радуются чужому несчастью, кормятся, отнимая у других, – о них я ни под каким видом не могу сказать, что они не являются язвой всего света.
Наш мир надменен и суров
Зимой и летом,
Но это – лучший из миров.
Узнай об этом.
Сидя в углу, Петер терзался душевной смутой.
Против обыкновения, это не было связано с вечным спутником-голодом, назойливостью окружающих или с поиском места для ночлега. Привычные, знакомые поводы разбежались, оставив бродягу недоумевать. Его накормили, заказанные песни он честно отыграл, снискав одобрение слушателей, теперь из-под пальцев легко струилась умеренно фривольная мелодия без слов, которая всех вполне устраивала. О лютнисте, похоже, забыли – и слава Богу. С ночлегом также особых забот не предвиделось: хозяин не возражал, чтобы бродяга-музыкант скоротал ночь под закопченной, низко просевшей крышей кабака.
Смута Петера была совсем иного свойства. Он никак не мог уяснить, в какого рода заведении очутился. Кочуя с детства, Сьлядек посетил великое множество кабаков, таверен, харчевен, трактиров, шинков, тратторий, рестораций, ганделыков и колыб, Господним и людским промыслом назначенных для отдыха и увеселения брюха (а с помощью лютниста – уха и духа). Среди них встречались места вполне благопристойные и откровенно разбойничьи притоны, прибежища усталых путников и разудалые вертепы разврата, ханжески скромные трапезные при монастырях и оплоты бесшабашной вольницы, буянов всех мастей, где дым стоял коромыслом… Разное повидал на своем веку Петер Сьлядек, а вот сейчас находился в затруднении.
С чем соотнести кабак Хода Псоглавца, что торчал прыщом-анахоретом у перекрестка Вельмарского тракта с Пшецальским шляхом?!
– Мелкий порох для затравки, крупный – для зарядов…
– В железе, подлец! Сплошь! Ладно, беру панцерштехер…
– А расчет жалованья?
– По первому числу месяца до сражения…
Снаружи кабак более всего напоминал дубовый пенек с косым срезом крыши. Внутри дело обстояло так же: надежность без изысков. Крепкие скамьи из ясеня, мрачные столы-раскоряки; пять бочонков с успехом заменяли нехватку столов при наплыве народа. Занозистый потолок украшали два тележных колеса с укрепленными по ободу свечами. Дух еды, перегар хмельного, запах немытых тел шибает в нос. Снаружи истошно вопит свинья, не желая становиться ветчиной. Зато кормили здесь на убой, спаси и сохрани! Бродяге, например, достались крепыши-боровики с луком, тушенные в сметане, миска черного гороха со смальцем, а в придачу куриная нога неправдоподобных размеров, нашпигованная чесноком. Пальчики оближешь! Петер, собственно, и облизал. Праздник желудка спрыснула здоровенная кружка горячего клауварта с имбирем, отчего в голове возник приятный шум в соль-миноре. А народ вокруг жрал и пил всякое, редко повторяясь. Надо отдать должное Псоглавцу (вот ведь кличка, прости Господи!): кухня при внешнем убожестве заведения оказалась на высоте. Особым разнообразием отличалась выпивка: прославленная «зусмановка» на лавровом листе, ягодный «витрянчик», «Егерь Грозната» и его смуглые родичи из семьи крепчайших бальзамов, пенник, винцо – в холодном и горячем виде, с пряностями и без…
111 
