Лёгкий, ненавязчивый романчик 
61 
– Н-е-е! Ничем я не увлёкся. Сегодня утром в первый раз в жизни цветы в поле рвал. Такое утро просто выдалось! Кому расскажешь, не поверят, – Дима поставил на стол грязную пепельницу, закурил сигарету и, щурясь от дыма, резал большим ножом колбасу. – Четыре дня назад пропала дочь известного у нас здесь врача. Мужик отличный, всех лечил. Отца тоже он оперировал. Геннадий Васильевич… помнишь?
– Может быть, помню… Не знаю, – ответил Миша, хотя точно не вспомнил.
– Ну да. Так вот, пропала она. Девке девятнадцать лет. Одну ночь ждали, волновались, а на следующий день к вечеру уже всех на уши подняли. Я подключился позавчера. Вот меня и дёргали всё время. Так я же её знал. Ещё школьницей помнил. Потом она поступила в университет. Короче, видел я её много раз. Хорошая такая. Маленькая, шустрая, не красавица, но что-то в ней было… Мы проверяли всех её приятелей, друзей-подруг. Да это не важно. Короче, нашли её случайно, случайные люди. Двадцать километров от города, далековато от дороги и в поле. Точнее, там такой холмик, березнячок рядом, река видна с холма. Нашли её совсем рано утром, буквально на рассвете. Мы приехали туда быстро, солнце стояло невысоко, на реке такой туман… молоко просто. Прохладно, даже зябко. Роса сильная, брюки все вымочил до колен. Убили её три дня назад как минимум. Убили страшно. Но я тебе подробности рассказывать не буду. Зачем тебе?… Но цветы там, на этом лугу, такие, брат! Такой запах… С нами женщины были две, фотограф и эксперт-медик. Они первые стали цветы собирать. Потом смотрю, водила наш тоже рвёт букет. Представляешь, все, кто был, даже простые ребята, простые менты, которые двух слов без мата сказать не могут, и те. И я нарвал. Такая там красота! Рву, Миша, и думаю: «Что же это такое? Сколько раз ездил отдыхать на природу, на лодке сколько раз рассвет встречал, сколько выпито пива и водки у озёр, у речек и в таких вот лугах, а такой красоты не видел никогда». Да и не только я так подумал, наверное. Все, не сговариваясь, стали такие молчаливые… И цветы рвут. А на эту девочку даже смотреть было страшно. Я таких, брат, картин насмотрелся за без малого десять лет моей работы. И все, кто там тогда был, – все люди много повидавшие. И все, знаешь, простые, без особых фантазий. И я тоже думал, что ко всему уже привык. Тебе, брат, даже не снилось то, что я каждый Божий день вижу и с какими людьми мне приходится общаться. Но тут!… Увидел я, как здоровые мужики, в фуражках, мать его… Как все мы цветы эти рвём… Поверишь-нет, чуть не заплакал. Что же это за жизнь такая, думаю… Ничего я в жизни не понимаю! Но у меня всегда у водителя коньяк есть. Прямо там мы с моими тётками коньяку и выпили. Вот такая история. А они мне сказали, что мой букет получился самый красивый. Как тебе, Миша? Ты же художник.
– Красивый букет, – сказал Миша, чтобы что-то сказать, – а кто девочку убил, уже знаете?
– Уже знаем, – навалившись на стол, сказал Дима, – и тут всё просто, глупо и страшно. Никакого хитрого маньяка, а сплошные провинциальные юношеские глупости, родительский недосмотр и страшная беда. Нет, брат, бывают и запутанные дела, и драмы на почве ревности или из-за неразделённой любви. Но по большей части бабушка дедушку топором или, наоборот, дедушка бабушку. Или пили пять приятелей дома, да одного и зарезали. Причём зарезали сначала не до смерти, он из окна смог вылезти, а третий этаж. Но он и тогда ещё был жив, пополз. Они его нашли, душили-душили, душили-душили. А потом пошли обратно пить. И всё это, Миша, происходит в очень некрасивых интерьерах, среди некрасивой мебели и совсем не чистого постельного белья. И люди эти тоже совсем некрасивые и очень неопрятные. Вот я и думал, что привык. А сегодня цветы утром рвал полевые.
– Дима! И как ты? Не знаю, что сказать, брат… Как ты в этом живёшь?
– Нормально, брат, – Дима отпивал пиво прямо из бутылки. – Нормально. Я же среди этого не живу. Я это каждый день вижу, и это моя работа. А живу я среди нормальных людей. И можешь мне не верить, но я иллюзий своих не растерял и считаю себя романтиком. Я теперь просто больше знаю про жизнь – и всё.
– А зачем тебе это, братец дорогой? – сказал Миша искренне и как-то нежно. – Зачем тебе это знать?
– Это моя работа, Миша. Только не думай, что я тебе сейчас буду говорить, что это мой долг и что кто-то должен дерьмо разгребать, а если не я, то кто же?!. Нет, брат! Я свою работу люблю и город свой люблю. Я сам свою работу выбрал. Сам, понимаешь? И уже поздно метаться. Тебе может из Москвы показаться, что я тут занимаюсь мелочами, вожусь тут в человеческом мусоре и дерьме. Так и есть, а я и не спорю. И если бы не я, то кто-то другой бы тоже это делал и, может быть, лучше меня. Но я же, Миша, не жалуюсь и не хвастаюсь. Здесь мои друзья, какие бы они ни были, здесь меня знают, и я, кажется, знаю всех. Я не художник, не музыкант и никогда ни о чём таком не думал, не мечтал и ни о чём не жалею. Мне нравится то, что я делаю, и как у меня это получается. И мне, Миша, интересно жить. Просто сегодня утром рвал эти цветы и что-то такое почувствовал, что пью уже с утра. Но пить я уж тоже научился, так что всё хорошо.
61 
