.
Очередная сказка о Золушке 
21 
Не предполагалось, что Эманалла будет говорить по-арабски. Но он понял. И остался бесстрастен. Тот же продолжал, ткнув пальцем в человека, который решительно был его противником:
— Ты не из наших! Отцы наших отцов из поколения в поколение натачивали свои мечи против неверных! А ты пытаешься заставить нас отказаться от священной войны, от джихада?
Эманалла пристально смотрел на него какое-то время немигающим взглядом.
— Знаете ли вы что-нибудь худшее, братья, чем попугай, взявшийся учить людей говорить? — возразил он по-арабски, ибо все тут понимали язык Корана. Да и слово «попугай» — bahabaghan — было им известно благодаря широко распространенному арабскому телевидению.
Среди присутствующих раздались смешки.
— Маловер, — продолжил Эманалла, показав на своего противника пальцем, — сам-то ты хоть знаешь смысл слова «джихад», раз уж говоришь по-арабски?
Тот нахмурился. Ему был публично брошен вызов, ему, важному сирийскому сановнику!
— Священная война! — крикнул он.
— Нет! — гневно загремел Эманалла, — Возвращайся-ка в медресе! «Джихад» означает «усилие»! Так же как усталость, вызванная чрезмерным усилием, обозначается производным от него словом «эгхад». Джихадом было усилие, которого пророк требовал от своих последователей, чтобы защищаться от жителей Мекки, воевавших с ними. Это вовсе не призыв уничтожать иноверцев! Проповедуя эту идею, ты делаешься пособником тех, кто считает мусульман фанатиками, лишенными человечности и рассудка!
Он по-прежнему говорил по-арабски, к великому изумлению собравшихся, поскольку его речь и на этом языке была безупречно чистой, а толкование свидетельствовало о глубоких познаниях. К тому же мало кто из не говорящего по-арабски духовенства знал точную этимологию спорного слова.
— Нет ничего хуже, чем надменный невежда, — продолжил он, возвратившись на урду и обращаясь к остальной аудитории, — ибо невежество превращает гордеца в неверного, извращающего нашу веру.
Его оппонент чуть не задыхался от ярости. Но Эманалла с поразительной легкостью опять вернулся на арабский, обращаясь к нему:
— Или ты не знаешь, или опять притворяешься, будто не знаешь слов священной Книги: «А когда они сделают какую-нибудь мерзость, то говорят: „Мы нашли в таком состоянии наших отцов, и Бог повелел нам это“. Скажи: „Поистине Бог не приказывает мерзости!“» Это в седьмой главе Книги, «Преграды».[16] Ты осмеливаешься бахвалиться преступлениями твоих братьев и отцов? Так ты хуже, чем неверный, человече, ибо ты, вероучитель, извращаешь слова пророка.
Наивысшее оскорбление — обозвать мусульманина, да к тому же духовное лицо, неверным!
— Значит, мы, по-твоему, должны отказаться от джихада? — спросил его кто-то на пушту.
Это был афганец. По-видимому, каждый тут задавался вопросом: понимает ли наби и его язык?
— Он оправдан, только когда на нас нападают, — ответил Эманалла на безупречном пушту.
По рядам прокатился восхищенный шепот — удовлетворения одних, удивления других. Люди воздевали руки к небесам. Кто же еще может столь красноречиво владеть всеми языками, если не посланец Бога?
— Но мы никогда не должны делать из этого повод для нападения на невинных, как, похоже, полагает мой досточтимый противник…
Афганец вдруг быстро наклонился и выхватил из-за голенища острый кинжал. Никто и глазом моргнуть не успел, как он метнул его в Эманаллу.
Каждый услышал свист.
Вероучитель оказался ловок в метании ножей.
Эманалла видел, как сверкающее лезвие летит прямо ему в грудь. Но не дрогнул. Только вытянул руку вперед.
Невероятный гул сотряс здание, словно началось землетрясение. Послышались крики ужаса. Вспыхнул невыносимо яркий свет.
Кинжал повис в воздухе, будто наткнувшись на ладонь оратора. Словно серебряная рыбка, застывшая в хрустале.
Потом развернулся, полетел обратно и вонзился в грудь тому, кто его метнул. Хулитель Эманаллы раскинул руки, выкатил глаза и замер, пригвожденный к спинке кресла.
Последовало неописуемое смятение. Толпа духовенства, словно охваченная безумием, хлынула к возвышению с искаженными лицами, крича, плача, вырывая клочья бород, выкрикивая невнятные слова.
Один из сановников, сидевших на возвышении, бросился к Эманалле, схватил его руку и осмотрел. На ней не было ни малейшей царапины.
Министр внутренних дел звонил по мобильному телефону, требуя вмешательства армии.
21 
