Особенно,... 
52 
— Бог ты мой, — говорит моя мать с отвращением.
— А Дайана говорит, — и теперь Ричард выдает вообще жуткую пародию на Дайану, — почему я должна держать одну руку у тебя на петухе, а другую на яйцах, Хулио?
— Что с тобой случилось? — снова перебивает миссис Джаред.
Ричарда начинает бесить, что она перебивает, и его голос становится громче, я же просто врастаю в стул, оставляю салфетку и закуриваю. Почему нет?
— И Хулио говорит, хочешь знать, почему ты должна держать одну руку на петухе, а другую на яйцах? — произносит он, ехидно ухмыляясь.
— Что с тобой случилось?
Миссис Джаред трясет головой, а я чувствую, что мне ее жалко — сидит в ресторане, униженная собственным сыном, наряженная в этот уродливый костюм, который, вероятно, приобрела в «Лемане».
Из-за того что она перебивает его анекдот, Ричард злится еще больше, и я знаю, что произойдет, и мне наплевать, кого Шон трахнет вечером. Я просто хочу услышать развязку и закончить на этом, а Ричард, ублюдок, говорит громко, уставившись на свою мать:
— Потому что последний раз, когда я трахал негритянку, она стянула у меня бумажник.
После чего откидывается на спинку, опустошенный, но довольный. За столом наступает тишина. Я оглядываю помещение, улыбаюсь и киваю одной из пожилых дам за столиком напротив. Она одобрительно кивает и улыбается в ответ.
— Что с тобой случилось? — спрашивает миссис Джаред в четвертый раз.
— В смысле — что со мной случилось? А ты как думаешь? — спрашивает в ответ Ричард и презрительно фыркает.
— Я вижу, что сделала с тобой учеба, — говорит она.
Великолепно, думаю я. Ей потребовалось три года, чтобы это понять? На самом деле Ричард всегда был грубым мужланом. Я не понимаю, что сейчас ее так удивляет. Смотрю на колени, его нога исчезает. Допиваю шампанское и посасываю кубик льда, оставив недокуренную сигарету в пепельнице.
— Это что, так плохо, да? — усмехается Ричард.
— Теперь совершенно очевидно, что нам не следовало отправлять тебя туда, — говорит миссис Джаред и козлит не менее, чем Ричард, как была сучкой, так и осталась.
— Очевидно, — говорит Ричард, передразнивая ее.
— Не хочешь ли выйти из-за стола? — спрашивает она.
— Зачем? — уязвленно спрашивает Ричард тоном повыше.
— Выйди, пожалуйста, из-за стола, — говорит она.
— Нет, — отвечает Ричард на грани истерики, — я не выйду из-за стола.
— Будь так добр сейчас же выйти из-за стола, — говорит миссис Джаред, ее голос становится тише, но напряженнее.
Моя мать в тихом ужасе наблюдает за перепалкой.
— Нет, нет, нет, — говорит Ричард, тряся головой, — я не выйду из-за стола.
— Выйди из-за стола. — Миссис Джаред багровеет от ярости.
— Да пошла ты! — орет Ричард.
Пианист прекращает играть, и какими бы тихими не были отголоски разговоров в ресторане — наступает гробовая тишина. Ричард делает паузу, затем глубоко затягивается «Мальборо», допивает «Кир», поднимается, кланяется и медленно выходит из ресторана в одном ботинке. Метрдотель и главный официант спешат к нашему столику и спрашивают, все ли в порядке; может, мы хотим расплатиться.
— Теперь все отлично, — говорит миссис Джаред и буквально выдавливает легкую улыбку. — Я правда ужасно извиняюсь.
— Вы уверены? — Метрдотель подозрительно оглядывает меня, будто я брат-близнец Ричарда.
— Несомненно, — говорит миссис Джаред. — Мой сын неважно себя чувствует. У него большие нагрузки… знаете ли… скоро зачетная неделя.
Зачетная неделя в «Саре Лоренс»? Я гляжу на свою мать, которая пялится в пустоту.
Официант и метрдотель смотрят друг на друга, не понимая, как им быть, и, когда они переводят взгляд на миссис Джаред, она произносит:
— Пожалуйста, еще один «Коллинз» с водкой. Ив, ты хочешь чего-нибудь?
— Да, — ошарашенно говорит моя мать, медленно качая головой, по-прежнему в ужасе от выходки Ричарда; я думаю, пересплю ли с ним вечером. — То есть… нет, — говорит она, — или… да.
Мать по-прежнему в замешательстве и смотрит на меня — зачем? За помощью?
— Принесите ей еще бокал, — пожимаю я плечами. Метрдотель кивает и уходит, совещаясь по дороге
с официантом. Пианист медленно и неуверенно снова начинает играть. Некоторые из уставившихся на нас в конце концов отворачиваются. Я смотрю на свои колени и замечаю, что мне почти удалось порвать салфетку пополам.
52 
