Особенно,... 
143 
Возвращается Кертис. Он намеренно игнорирует своих приятелей и даже стряхивает руку Филиппа, когда тот пытается ухватить его за плечо. Он идет прямиком к Уроду, чтобы помочь тому выйти из бара. Мой новый ведущий актер. Новый Терри Сок!
Мо с Али вроде справляются, если судить по тому, что они даже и не заметили моего отсутствия. Я решаю еще малек пофилонить, воспользовавшись счастливой возможностью, незаметно выскальзываю из бара через боковую дверь и направляюсь к себе домой. Хочу посмотреть видео Расса Майера для пущего вдохновения. Проходя мимо зеркала, ловлю в нем свое отражение. Скулы выдаются больше обычного. Да, я заметно сбросил вес, что не может не радовать.
Саймон, прими мои ишкренние пождравления. С кином у тебя получаетца прошто шупер.
Ну шпашибо, Шон. Порнография на шамом деле это — не мой конек, но я в шоштоянии оценить хорошо шделанный фильм, не говоря уж о хорошеньких жадницах.
Все одно к одному. Почти все. Я о том, что Мо мне сказала, что Френсис Бегби опять был здесь и спрашивал меня.
Для пущей уверенности я проверяю последние сообщения на мобильнике — и вот, есть одно от него, или от «Френка», как он теперь подписывается;
НАДО УВИДЕТЬСЯ ПРЯМО ЩАС НАСЧЕТ ОДНОГО МУДАКА КАТОРАМУ СКОРО КРАНТЫ
Я уже понял, «Френк». Вот уебище. Это, должно быть, про Рентона. Которому — или «катораму» — скоро кранты. Есть еще одно сообщение. От Охотника. Иногда у меня возникает впечатление, что эсэмэски изобрели специально для него:
В ЛЮБОЙ МОМЕНТ
Наркотики. Хорошо. У меня как раз совсем мало осталось. Вытаскиваю из кармана пакетик. Хватило на неслабую дорогу, которой, в общем, почти достаточно. Жутко хочется курить, и я прикуриваю сигарету, дым такой чистый и свежий у меня в легких, припорошенных коксом.
Я говорю, глядя в зеркало:
— Слушай, Франко, давай вспомним то время, когда у нас с тобой был небольшой такой, скромненький междусобойчик. Давай вспомним твою одержимость Рентоном. Я имею в виду, давай уж поговорим с тобой начистоту и скажем то, что должно быть сказано, Франко, и я уверен, что ты оценишь мою искренность в этом вопросе, это ведь все началось и тянется с тех самых денег. Ты как отвергнутый любовник. Конечно, это все про Лейт. Хорошо, давай примем как данность, что ты на нем явно сдвинулся. А все эти мальчики в тюрьме, когда ты их трахал, ты представлял себе Рентона на их месте? Жаль только, что этот метод не сработал — для вас обоих. Забавно, но я раньше думал, что ты — это тот, кто ебет, а Рент — тот, кого ебут. А теперь я в этом сомневаюсь. Я просто вот что хочу сказать: ты — как побитая сучка, отодранная во все дыры, ты ноешь и плачешь, валяешься с задранным платьем, а он говорит тебе всякие гадости, и разворачивает к себе твою засранную грязную задницу, и когда он тебе вставляет, ты ухмыляешься и хнычешь, как маленькая злоебучая мокрощелка, которую…
Звонок в дверь.
Я открываю — и вот он. Просто стоит передо мной.
— Франко… а я как раз про тебя думал… заходи, приятель, — мямлю я, заикаясь, получается очень похоже на юного Кертиса, с которым я недавно расстался.
И, судя по его взгляду, этот ублюдок, кажется, читает мои мысли. Блядь, я ведь вроде негромко говорил… вроде не очень… но если он сперва приоткрыл крышку почтового ящика, чтобы подслушать… и если он слышал, что я тут нес…
— Блядский Рентой…
Ох, бля, Господи, пожалуйста, только не это…
— Что? — выдавливаю я.
Бегби чувствует, что что-то не так. Смотрит на меня угрожающе или оценивающе, непонятно, и говорит:
— Рентой вернулся, нах. Его видели.
Я смотрю ему прямо в глаза и весь цепенею, а в голове у меня одна мысль: давай, Саймон, действуй. За Шотландию, нет, лучше давай за Италию.
— Рентой?! Где?! Где этот мудак, бля?! — Я смотрю прямо в ад, в это пустынное черное пятно за зрачками его сумасшедших глаз, и изо всех сил изображаю праведное негодование, что сравнимо с попыткой затушить пылающую топку водяным пистолетиком. Я жду, что вот сейчас он ударит, молниеносно, как кобра, и почти умоляю про себя: ради всего, что угодно, сделай это сейчас, избавь меня от страданий, потому что даже под коксом я не смогу продержаться долго.
Бегби выдерживает мой взгляд, и, слава Богу, его голос снижается до тихого шипения:
— Я надеялся, что это ты мне подскажешь, нах.
Я дергаю головой и отворачиваюсь, и начинаю ходить по комнате взад-вперед, думая о всей той хрени, что нам когда-то устроил Рентой, что он устроил мне лично. Внезапно я останавливаюсь и тычу пальцем во Франко, и да, это как обвинение, потому что это все из-за него, это он виноват, что у нас спиздили сумку, он за нее отвечал.
143 
