Особенно,... 
163 
На краю ванны стоит маленький приемник. Я пытаюсь сосредоточиться на передаче по радио. Слащавый, подобострастный ведущий спрашивает какую-то женщину о ее любимой музыке и о том, что эта музыка значит для нее. Я сразу же узнаю этот робкий, скучный, гнусавый голос, который ему отвечает. Она говорит про какую-то песню, кстати, дерьмо дерьмом, и я узнаю ее еще до того, как ведущий произносит ее имя.
— Джив Бани и Мастермиксес «Свинговое настроение»! Как же мне нравится эта песня! Она… я не знаю… наверное, у каждого в жизни есть песня, которую он слушал тогда, когда все казалось возможным… ну, мне было четырнадцать, и моя карьера в гимнастике только начиналась… Эта пизда Каролина Павитт.
В свое время мы с Каролиной Павитт были лучшими подругами, в кавычках. Лучшими подругами нас считали окружающие: родители, учителя, одноклассники и, что самое отвратительное, наши тренеры. Хотя мы с ней вместе начали заниматься спортом, мы никогда особо друг с другом не общались и уж точно не были лучшими подругами. Но мы были хорошими, славными девочками и демонстрировали всем и каждому, как нам хорошо вместе. На самом деле мы с ней были заклятыми врагами. Еще тогда, с самого начала.
Когда мы занимались гимнастикой в подростковом возрасте, мы всерьез состязались друг с другом. Сначала я была явно лучше этой коровы, хотя этот гадкий утенок умудрялся превращаться в прекрасного лебедя, стоило ей только ступить на мат. Проблема в том, что когда у нас наступил пубертатный период, мне достались нормальные сиськи, а ей — все трофеи.
До меня даже не сразу доходит, что я выкрутила холодную воду до максимума, чтобы только не слушать «британскую Каролину Павитт». Я чувствую лишь обжигающий холод, тяжесть и резь в желудке, и мне кажется, что я сейчас упаду в обморок, но я все-таки умудряюсь вылезти из ванны, с трудом глотая воздух. Я выключаю радио и вытираюсь полотенцем, уютное тепло разливается по телу, рождаясь откуда-то из глубины. Каролина Павитт, блядь.
Я иду к себе в комнату и одеваюсь. Решаю, какой надеть свитер: облегающий кашемировый или бесформенный из ангорской шерсти. Потом я опять вспоминаю, что мне уже явно пора в спортзал, и выбираю второй вариант. Интересно, а какой свитер выбрала бы она. Но сегодня ничто не сможет испортить мне настроение, по крайней мере надолго. Я волнуюсь, вчера поздно вечером мне позвонил Саймон и сказал, чтобы я пришла в паб к 9.30. Он покажет нам финальный вариант фильма! Я думаю о Каролине. Можешь засунуть свою дурацкую бронзовую медаль себе в жопу, корова, в ближайшем будущем тебе в этой жизни останется только артрит!
Я добираюсь до Лейта, Саймон уже на месте, он весь взбудоражен. Судя по всему, занюхал кокса. Он целует меня в губы и выразительно подмигивает.
Рэб тоже здесь, мы говорим с ним о курсовой. Судя по всему, дела у него продвигаются явно получше, чем у меня. Я говорю, что скорее всего провалю этот экзамен, потому что ни черта не занималась. Мы ведем вроде бы вполне приличную светскую беседу, но меня начинает подташнивать от его взгляда, одновременно осуждающего и снисходительного. Я сажусь рядом с Мел, Джиной, Терри и Кертисом. Входит Марк Рентон, он как будто бы всю дорогу пытался от кого-то скрыться и теперь напряжен и явно нервничает. Саймон кричит:
— Наш мальчик Рент наконец-то вернулся в Лейт! Надо будет собрать всю остальную старую компашку! И забуриться по лейтским пабам!
Марк как будто его и не слышит. Он кивает мне и здоровается с остальными. Саймон идет к барной стойке и смешивает напитки. Он говорит, обращаясь к Марку:
— А я все задавался вопросом, когда у тебя все-таки перестанет играть очко и ты заявишься к нам сюда. Брал такси от двери до двери, да?
— Как я мог пропустить режиссерский дебют моего старого друга, — почти фыркает Марк, — тем более что он убедил меня в том, что я здесь в безопасности.
Между ними явно что-то происходит, но Саймон отвечает на явную агрессию Марка только многозначительной улыбкой:
— Ну да… кого еще нету… Микель говорил, что придет… — и он поворачивается к двери как раз в ту секунду, когда входит Мики Форрестер. На нем шикарный белый спортивный костюм, а сам он весь в золоте. Как новогодняя елка. За ним идет Ванда. — Ага, вспомни дурака… Микель! Ты как раз вовремя, заходи! Неплохо прикинулся, я погляжу, — саркастически добавляет он. Форрестер как будто его и не слышит, настроение у него, судя по всему, приподнятое, но остается приподнятым очень недолго — до тех пор, пока он не замечает Марка Рентона. Повисает холодная отвратительная пауза, потом они обмениваются сдержанными кивками. Единственный, кто не обращает на это внимания, разумеется, Саймон. — Ну что, ребятки, приступим, — торжественно объявляет он, открывает коробку с видеокассетами и вручает каждому по экземпляру.
163 
