Лорен очень мила, когда сердится, особенно если она совсем взбешена, в ее внешности появляется какая-то изюминка. Щеки краснеют, глаза блестят. Может быть, поэтому люди и любят ее доводить, им просто нравится смотреть на Лорен, когда она злится.
Рэб смеется, Лорен кривится.
— Смотри, Рэб, какая Лорен красивая, — говорю я. Лорен это совершенно не нравится. Она еще больше краснеет, глаза начинают слезиться.
— Иди ты на хер, Никки, завязывай страдать мудней, — говорит она. — Ты же себя на посмешище выставляешь. Прекрати смущать нас с Рэбом.
Но Рэб ни капельки не смущен. Этот парень нас возбуждает, Лорен — уж точно, но и меня тоже, и даже больше, чем мне бы хотелось. Он обнимает одной рукой Лорен, другой — меня и целует нас в щечки. Я вижу, как Лорен напрягается и краснеет, и почему-то я тоже заливаюсь краской, меня начинает слегка трясти.
— Вы обе красивые, — дипломатично отмазывается он, а может, ему и правда так кажется? Но как бы там ни было, теперь я замечаю в нем спокойствие, глубину и силу чувств, чего раньше как-то не видела. Правда, это ощущение пропадает, когда он убирает руки и спокойно так говорит: — Понимаете, какая фишка, если бы тут не было вас, хрена бы я остался на этом курсе. Мы тут сидим — треплемся об анализе фильмов, как какие-то блядские критики, хотя мы даже камеру в руках не держали. Впрочем, как и те пидоры, которые пытаются нас учить. За все это время нас научили только тому, как рассуждать о том, о чем мы понятия не имеем. И в этом единственный смысл ученой степени по искусству: вырастить очередное поколение паразитирующих зануд.
Я чувствую, как меня накрывает приступ тоски. Намеренно или нет, но этот мальчик дразнит нас, мать его так. Он только что показал нам что-то хорошее и красивое, а теперь почему-то решил вернуть нас на грешную землю.
— Если ты так считаешь, — раздраженно парирует Лорен, хотя ей явно полегчало от того, что проявления приязни Рэба ограничились тем, чем они ограничились, — значит, ты согласен с тэтчеровской парадигмой, что искусство изживает себя как искусство и вся эта сфера становится исключительно профессиональной. Если ты не принимаешь идею познания ради познания, значит, ты не принимаешь возможность критического анализа того, что творится в обще…
— Не, да нет же, — протестует Рэб, — я хотел только сказать, что…
И они продолжают в том же духе, проводя раунд за раундом и убеждая себя в том, что у них нет никаких фундаментальных разногласий, только маленькие расхождения в мелочах. Другими словами, они ссорятся из-за каких-то пустяков в расстановке акцентов, которые мало кому заметны. А если говорить совсем откровенно, они являют собой образчик классических задроченных студентов.
Ненавижу подобные споры, особенно если спорят мужчина и женщина, особенно если один из них только что показал, что оппонент ему небезразличен. В такие моменты мне очень хочется заорать во весь голос: ХВАТИТ ИСКАТЬ ПРИЧИНЫ, ЧТОБЫ НЕ ПОЕБАТЬСЯ ДРУГ С ДРУГОМ.
После нескольких стаканов бар становится малость расплывчатым, время замедляет свой ход, а люди довольны и счастливы уже тем, что могут просто общаться друг с другом и болтать о всякой херне. И теперь мне кажется, что Рэб, пожалуй, ничего. Это не мгновенное озарение, а скорее медленное создание некой умозрительной конструкции, приводящей к подобным выводам. Есть в нем что-то чистое, шотландское, какое-то кельтское благородство. Почти что пуританский стоицизм, который редко встречается в молодых мужчинах, если эти мужчины проживают на территории Англии. Но эти шотландцы гнут свою линию: спорят до хрипоты, ведут какие-то затяжные дискуссии и дебаты, любимое времяпрепровождение обленившихся представителей среднего класса в больших городах.
— В пизду эти ваши бездарные споры, — говорю я им. — Только что я поведала вам о своем маленьком неприличном секрете. Лорен, а у тебя есть какие-нибудь неприличные секреты?
— Нет, — говорит она и опять начинает краснеть. Я вижу, как Рэб приподнимает брови, видимо, пытаясь заставить меня прекратить этот разговор, похоже, что у них с Лорен образовалось что-то вроде сопереживания, и даже не с самой Лорен, а с той болью, которую она сейчас испытывает и которой так не хватает мне.
— А у тебя, Рэб?
Он ухмыляется и качает головой. В его глазах появляется озорной огонек, в первый раз за все это время, надо заметить.
— Нет. Вот мой приятель Терри, он спец в таких делах.