Последние отзывы

  48  

— Классно снова увидеть Саймона, — и она вспоминает всю нашу старую тусовку, Келли, Марка и Томми, да, брат, беднягу Томми.

— Да, Али, я очень скучаю по Томми, — говорю я, и, чиста, хочу поговорить о Томми, потому что о нем как будто, ну, все забыли, а это неправильно. Понимаешь, какая штука: когда я пытаюсь заговорить о нем, народ напрягается и говорит, что я, ну, типа больной, но это не так, я просто хочу о нем помнить, и чтобы другие помнили, понимаешь?

Али сегодня была в парикмахерской и постриглась короче, но оставила длинную челку. Мне больше нравилось, как раньше, но я не хочу ниче говорить. С девушками так всегда, если у вас с ней и так все не очень чтобы хорошо, подобное замечание может, ну, как сказать… пошатнуть равновесие, в натуре.

— Да, — говорит она, прикуривая сигарету, — Томми был классный парень. — Потом она поворачивается ко мне и вздыхает, и во взгляде моей детки холод. — Но на герыче спекся.

А я сижу и не знаю, чего сказать. Надо было бы сказать, что Томми, по правде, не был таким уж нарком, просто ему не повезло, ведь все остальные, все мы, как-то справились, чиста. Но я просто не успеваю ничего сказать, потому что он возвращается, ну, несет еще выпивку, и вот опять все о нем. Все о Психе.

У меня в голове как будто заела пластинка; ЛОНДОН… КИНО… ИНДУСТРИЯ РАЗВЛЕЧЕНИЙ… ОТДЫХ… ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ РАЗВИТИЯ БИЗНЕСА…

И я ниче не могу возразить, брат, сижу весь такой задрюченный, слушаю весь этот пиздеж, и, чиста, тошно становится, и я говорю:

— Так ведь… гм… ниче у тебя толком не вышло, ну, в Лондоне?

Псих выпрямляется, весь такой напряженный, и смотрит на меня так, как если бы я только что сказанул, что его итальянская мамочка отсасывает полицейским. В его глазах — злость и ненависть, да, самая настоящая ненависть, но он ничего не говорит, просто смотрит так холодно, знаешь.

Мне от этого как-то не по себе, и я добавляю:

— Ну, брат, я просто подумал… когда ты сюда вернулся, ну, и все такое…

Он все еще напрягается. Мы с Психом всегда доводили друг друга, но мы были близки. То есть по-настоящему. А теперь мы просто доводим друг друга.

— Давай проясним одну вещь, Ур… Дэниэл. Я вернулся сюда ради новых возможностей: делать кино, держать бар… и это только начало.

— Я не назвал бы занюханное заведение в Лейте и какую-то любительскую порнушку грандиозной возможностью, брат.

— Вот только ты, блядь, не начинай. — Он встряхивает головой. — Неудачник ебучий. Ты посмотри на себя! — Он оборачивается к Али. — Посмотри на него! Прости, Али, но я должен это сказать.

Али смотрит на него, вся из себя такая серьезная.

— Саймон, мы все вроде как друзья.

А теперь этот крендель делает то, что у него лучше всего получается: перекладывает вину на других, оправдывает себя и в то же время опускает ближнего.

— Смотри, Али, я вернулся сюда, и все, что я здесь получаю — негативную энергию от неудачников, — говорит он, — как можно работать в такой обстановке?! Все, что я говорю, что я делаю… как будто на стену натыкаюсь. Друзья, говоришь? Я ожидал поддержки от так называемых друзей. — Он шмыгает носом. Потом указывает на меня этаким обвиняющим жестом. — Он тебе говорил, что он был здесь вчера? А до этого мы с ним не виделись черт-те сколько.

Али как бы, ну, качает головой и смотрит мне прямо в глаза.

— Я собирался тебе рассказать… — пытаюсь я объяснить, но Псих меня перебивает:

— И что в итоге? Он не сказал мне даже: «Приветик, Саймон, как твои дела, давненько не виделись», — говорит он ей, всем своим видом изображая обиду. — Нет, кто угодно, но только не он. Он прямо с ходу пытается что-то из-под меня поиметь, не сказав даже сперва: «Привет, как дела»!

Элисон отбрасывает назад челку и смотрит на меня.

— Это правда, Дэнни?

Ну вот. Очередная задница. Когда ты весь замотан и болен, и очень несложно, ну типа, предугадать, что будет дальше. Вот так вот, брат. Я уже вижу, как я встаю, весь дрожу и трясусь, как в тех ранних черно-белых кинах, где все происходит в ускоренном темпе, а кадры плохо подогнаны друг к другу. Я уже вижу, как открываю рот и указываю на него пальцем за секунду до того, как все происходит на самом деле. Потом, ага, я встаю, показываю на него пальцем, на этого мудилу без стыда и совести, и говорю ему:

— Ты никогда не был мне другом, то есть настоящим другом, как Ренте!

Лицо Психа кривится в ухмылке, а его нижняя челюсть выходит вперед, словно, бля, ящик выдвинули.

  48