Особенно,... 
53 
— Все нормально, приятель?
— Ага, — отвечает он подозрительно. Подходит его толстый приятель, как бишь его зовут, Кертис, который, кажется, в этой компании служит мишенью для всех идиотских шуток. Как и у остальных, у него все пальцы — в золотых перстнях.
— Клевые у вас кольца, ребята, — говорю я. Жиртрест отвечает:
— Ну да, у меня их пя-пя-пять, и я хочу еще т-т-три, так чтобы было по одному на каждом па-па-па-па-па… — Он стоит с открытым ртом и моргает, пытаясь выговорить слово, и я думаю, что я мог бы пока протереть все стаканы или послушать Богемскую Рапсодию по музыкальному автомату в ожидании, когда он закончит фразу.
— …па-пальце, вот.
— Ага, так будет удобней ходить по Бульвару. Предохранит костяшки от ссадин, когда будешь цепляться за мостовую, — улыбаюсь я.
Пустоголовый придурок смотрит на меня с открытым ртом.
— Э… ага… — говорит он, совершенно офигевший, а его приятели ржут до упаду.
— А ты посмотри на мои, — говорит этот недоносок Филипп и предъявляет мне полный набор. Ура, есть контакт. Чего я, собственно, и добивался. Этот мелкий пиздюк напряжен, как член, и в его взгляде явно сквозит намек, что он — мальчик очень плохой. Он стоит так близко ко мне, что козырек его бейсбольной кепки почти тычется мне в лицо. Не люблю, когда люди стоят так близко. Он упакован в этот дорогой, но безвкусный прикид, который так любят все эти мелкие рэпперы.
Я киваю ему, мол, давай отойдем, надо поговорить. Мы отходим в уголок, к музыкальному автомату.
— Надеюсь, колеса вы не продаете, — говорю я шепотом.
— Не-а, — отвечает он, агрессивно тряся головой. Я еще понижаю голос.
— А купить не хотите?
— Ты что, шутишь? — Губы сжимаются, глаза как щелки.
— Ни в коем разе.
— Ну… ага…
— У меня есть голубки, по пятерке за штуку.
— Пойдет.
Крендель достает деньги, и я отсчитываю ему двадцать голубков. Потом торговля идет, как на ярмарке. Мне даже приходится звонить Охотнику, чтобы прислал еще. Конечно, бар он своим присутствием не почтил, прислал вместо себя похожего на хорька курьера. Я продал сто сорок штук, а до закрытия оставался еще час. Потом эти придурки съебались по клубам, и в баре почти никого не осталось за исключением пары одышливых старых пьянчуг в углу за домино. Я откладываю шесть таблов и убираю их в отдельный целлофановый пакетик.
Я смотрю через стойку на Мораг, которая уже помыла стаканы и снова уселась читать.
— Мо, присмотри тут за баром полчасика. Мне надо сбегать по делам.
— Угу, не волнуйся, сынок, — бормочет услуживая старая перечница, не отрываясь от чтения.
Я не спеша иду к Лейтскому полицейскому участку. Обдумываю по пути грандиозную фразу: «Лейтская полиция освобождает нас». И кто ее только придумал?! Вхожу в участок, подхожу к низкорослому копу, сидящему за столом. Резкий запах лечебной мази несется от него, как резвый страйкер — от тяжелого центрального защитника. У парня такой вид, словно он гниет заживо, весь — сплошная экзема, покрытая струпьями кожа дрожит у него на шее, удерживаясь на месте только благодаря жирному, ядовитому поту. Да, все-таки хорошо увидеть настоящего полицейского. Этот кусок шашлыка смотрит на меня и нехотя спрашивает, чем он может мне помочь.
Я бросаю ему на стол пакетик с шестью таблетками.
Теперь его глубоко посаженные глаза загораются концентрированной энергией.
— Что это? Где вы это взяли?
— Я буквально на днях получил лицензию на «Порт радости». Туда ходят всякие люди. Молодые ребята. Сидят, выпивают. Ну, я ничего не имею против, они тратят там свои деньги. Но сегодня я заметил, что двое ведут себя подозрительно, и последовал за ними в туалет. Они зашли в одну кабинку вдвоем. Я толкнул дверь, замок на ней был сломан, надо бы его починить, все никак не соберусь. В общем, я им сказал: «Я только-только лицензию получил, мне тут не нужно никаких безобразий». Ну, я отобрал у них эти таблетки и выгнал их.
— Понятно… понятно… — проговорил Коп-Шашлык, переводя взгляд с таблов на меня и обратно.
— Я сам в этом не разбираюсь, но это могут быть те фантастические таблетки, о которых пишут в газетах.
— Экстази…
Парень выучил слово «экстази» по созвучию с «экземой», что примерно одно и то же.
— Да как угодно, — говорю я, само нетерпение бизнесмена и налогоплательщика. — Дело в том, что я не хочу, чтобы их посадили, если они невиновны, но я никому не позволю продавать наркотики в моем баре. Чего я хотел бы от вас: чтобы вы протестировали эти таблетки и сказали мне, действительно ли это запрещенные наркотики. Если да, я вам сразу же позвоню, если эти придурки снова появятся у меня в баре.
53 
