105 
Я вышел из машины и потянулся. Вслед за мной из машины вышли и Софи с Борисом; Софи принялась наводить на Бориса красоту.
– Помни одно! – приговаривала она. – Ты – важнее их всех, вместе взятых. Это себе и повторяй. К тому же мы пробудем там совсем недолго.
Я собирался уже направиться к дому, но вдруг краем глаза уловил поблизости что-то необычное. Я обернулся и увидел в траве старый покореженный автомобиль. Прочие гости припарковали свои машины подальше от этой ржавой развалины, словно опасаясь заразы.
Я приблизился на несколько шагов. Старый автомобиль осел и со всех сторон зарос травой, так что если бы не солнце, игравшее на капоте, я бы его, пожалуй, и не заметил. Колеса отсутствовали, дверца у места водителя была сорвана с петель. Краска во многих местах облезла; повреждения, вероятно, попытался исправить маляр, но бросил работу на половине. Оба задних крыла были чужие, взятые с разных машин. Изучив эти приметы – и даже прежде того – я догадался, что передо мной остатки старого семейного автомобиля, который много лет водил мой отец.
Конечно, с тех пор, как я видел этот автомобиль в последний раз, утекло немало воды. Встретив его снова в таком удручающем состоянии, я мысленно вернулся к концу его службы нашей семье, когда он был уже так стар, что меня удивляло, почему родители его не выбросят. Позднее я стал изобретать разнообразные изощренные предлоги, чтобы в нем не ездить, поскольку боялся насмешек однокашников или учителей. Но так было только в самом конце. Многие годы я цеплялся за представление, что наш автомобиль, хоть он из дешевых, все же чем-то превосходит большинство прочих, встречавшихся на дороге, и именно по этой причине отец продолжает на нем ездить. Я помнил, как этот автомобиль стоял на подъездной аллее перед нашим скромным коттеджем в Вустершире, как сверкал его корпус и металлические детали и как я, преисполненный гордости, подолгу им любовался. Нередко, особенно по воскресеньям, я часами играл после полудня в машине и около нее. Иногда я приносил игрушки – даже, наверное, свою коллекцию пластмассовых солдатиков – и раскладывал их на заднем сиденье. Но чаще я развлекался воображаемыми приключениями: стрелял из пистолета через окошки автомобиля или садился за руль и участвовал в гонках. Часто из дома выходила моя мать и требовала, чтобы я перестал хлопать дверцами; она говорила, что этот звук сводит ее с ума, и грозила «содрать с меня шкуру», если я не уймусь. Я вновь увидел ее будто живую: вот она кричит, стоя в дверях коттеджа. Наш коттедж был маленький, но благодаря провинциальному местоположению его окружало пол-акра лужайки. Мимо наших ворот проходила дорога, которая вела к местной ферме, и дважды в день мальчишки грязными хворостинами гнали по ней стадо коров. Отец всегда оставлял машину на подъездной тропе, багажником к этой дорожке, и я часто отрывался от своих занятий, чтобы понаблюдать за коровами через заднее окошко.
То, что мы назвали «подъездной аллеей», представляло собой просто поросшую травой площадку сбоку Дома. Она не была забетонирована, и в пору сильных Дождей автомобиль утопал в глубокой луже, вследствие чего, по всей вероятности, усиленно ржавел, пока не дошел до своего нынешнего состояния. Однако в детстве я находил в дождливой погоде особый смак. Во-первых, во время дождя в машине было уютно как никогда, а во-вторых, мне нравилось на подходе к ней перепрыгивать через потоки жидкой грязи. Вначале родители не одобряли моих игр, поскольку я, по их словам, пачкал обивку, но через несколько лет, когда машина износилась, это перестало их заботить. Однако с хлопаньем дверок моя мать так и не свыклась. И это было очень досадно: ведь данной детали придавалось существенное значение в моих сценариях, где хлопок дверцы неизменно подчеркивал ключевые моменты, усиливая их драматизм. Ситуацию еще больше усложняло то, что иной раз моя мать неделями, а то и месяцами не вспоминала о дверце, из-за чего и я переставал видеть в ней причину раздора. Но затем, когда я по уши уходил в воображаемые приключения, она внезапно появлялась, крайне раздраженная, и вновь заявляла, что если я не уймусь, она «сдерет с меня шкуру». Случалось, эта угроза застигала меня в тот миг, когда дверца была распахнута, и я не знал, как поступить: оставить все как есть (быть может, на всю ночь) или же рискнуть и постараться тихо-тихо ее захлопнуть. Эта дилемма мучила меня неотступно, пока я продолжал игру, отравляя удовольствие.
105 
