— Б'атья! Сест'ы! Ка'навал есть вечное состояние общества, вы'аженное в необузданности и инве'сии! Но наш, единственно ве'ный ка'навал всена'оден, он не знает г'аниц, в нем живут, а не иг'ают. Наконец, амбивалентность нашего с вами ка'навала утве'ждается тем, что, убивая, он воз'ождает. Подче'кивая дионисийское начало и с'ывая ха'и случайных попутчиков...
Это злой клоун. Из пакли и дощечек. Куклы, они безобидные.
Бери пример с монументов: глазом не повели. Каменный глаз — верный.
— Бди, гражданин! Шуты среди нас! Ваш лучший друг может оказаться...
Ударился вопль о камень: вдребезги.
Нет отклика.
Тихо, как в крематории.
— Дамы! Господа! Имею место зачесть! Мишель Гельдерод, “Школа шутов”! Финальная реплика наставника этой, с позволения сказать, школы: “Я скажу вам, скажу всю правду... Тайна нашего искусства, великого искусства, что стремится быть вечным! Это жестокость!..” Вы поняли их правду?!
Поняли, не поняли — молчат монументы.
И вдруг по-другому увиделось: не помост — костер.
Жадное пламя языки миру показывает: нате вам! Дразнится. А вокруг — были памятники, стали снаряды. Целый склад. Накаляются потихоньку. Те, что поближе, уже шкворчать начали. Будто яичница на сковороде. Такая себе шкворчащая неподвижность. Обещание большого праздника.
“А мне, между прочим, через это минное поле еще пешком идти”.
Ноги подламывались. Могла б переставлять их руками — не постеснялась бы. Дуру Настьку с Пьеро так и не удалось загнать обратно в машину. Ладно. Сбоку шел верный Мирон с монтировкой, преисполненный добродетели воина, что было естественно для мастера школы “Одна-нога-здесь”, наследника традиций патриарха Ван Зай Ци; нравом же Мирон был незлобив и кроток, как прием “Ухо мертвого осла”, чреватый восстановлением гармонии и переломом шейных позвонков. Зал памятников дрогнул, образовав коридор. По бокам, впереди, сзади возникли лица. Одинаковые. Стандарт-образец, растиражированный на вдребезги изношенных формах “высокой” печати. Пожалели на вас офсета, ох пожалели...
Пробуждались лица. От призывов не смогли, от огня не захотели, а тут — гляди-ка! Понимание комкало мраморные черты. Одобрение. Легкое, доброжелательное злорадство. Руки чесались: прорастало чувство локтя. И это было хуже всего. Откровенная неприязнь, злоба, ненависть — пускай! — тогда было бы легче.
Рычать и рыдать — никакой разницы. Одна жалкая буковка.
Можно делать одновременно.
Шорох пыли в глотках:
— Пропус-с-с-стите...
— Рас-с-с-с-ступитесссь...
— Эти — пус-с-сть...
— Рас-с-сторгать явилис-с-сь...
— Одумалис-с-сь!..
Шли вперед. Под обстрелом сочувствия. Сквозь строй с шомполами. Перебежчики. Раскаявшиеся изменники явились с повинной. Уже почти свои среди бывших чужих. Трудно шли. Спотыкаясь о выбоины. Оскальзываясь на поворотах. Вписываясь в колею. Мимо съежившегося льва с табличкой “Ул. Гороховая, 13”. В незапертые ворота. Несмешно шли. Совсем несмешно. Даже мы, Лица Третьи, видавшие виды, подумывали о том, что идем, значит, а хочется бежать.
Совсем в другую сторону.
Совсем в другую историю.
...он ждал как раз посередине центральной аллеи. Заоградин Мортимер Анисимович. Генеральный менеджер “Шутихи” с правом подписи. И тоже смотрел с пониманием. Да, конечно: его понимание было иным, чем у памятников за спиной, но это ничего не меняло.
Призраки осени шептались в кронах вязов.
— Добрый день. Я полагаю, вы собрались прервать действие договора? Что ж, это законное право клиента. Бумаги у вас с собой?
“Да”, — без слов, каменея, кивнула Настя.
Последняя капля рухнула в чашу. Выплеснув содержимое на асфальт. Обнажив дно. А на дне, как монетка на ладони юродивого, как заточенный по ребру пятак карманника, которым при случае и по глазам полоснуть можно, — на самом-самом донышке осталась улыбка, которую Галина Борисовна не замедлила предъявить взамен требуемых бумаг.
— Здравствуйте, Мортимер Анисимович. С чего это вы решили обсуждать дела на свежем воздухе? Да еще в присутствии посторонних? Пройдемте в кабинет, я хочу поинтересоваться вашей системой скидок.
— Скидок?!
Это была лучшая кукла спектакля. Обалдевший доктор социопсихологии гонорис кауза. Истинное удовольствие для знатоков.
— Скидок на оптовые поставки шутов. Семейный контракт-подряд. Настя вполне удовлетворена работой вашего сотрудника. Вот я и подумала: почему бы самой не завести шута? Работа, знаете ли, нервная, стрессы, депрессии... Муж пока колеблется, а сын просто житья не дает! Сестре завидует. Помните, у вас в альбоме был такой... маленький? Цицерон? Вы говорили: опытный работник, большинству нравится. Если скинете двадцать процентов, я пойду сыну навстречу. Что скажете, Мортимер Анисимович?