114 
Виктория с трудом подняла веки, чтобы посмотреть, кто ее тянет, и уперлась взглядом в лицо человека, уже собиравшегося положить ее в гроб.
– Господи, Шон, она жива… шевелится!
Виктория безудержно раскашлялась, извергая фонтаны воды. Волосы прилипли к черепу, губы потрескались. Глаза горели, а легкие, кажется, вот-вот разорвутся.
Она медленно повернула голову. Солнце уже зашло, а кругом громоздились гробы. В ноздри била вонь смерти и гниющих водорослей.
Виктория попыталась сесть, но не смогла, и незнакомцу пришлось ей помочь.
– Мы посчитали вас мертвой, – извиняющимся тоном пробормотал он. – Слава Богу, ошиблись.
– А мне так и кажется, что я мертва, – выдавила Виктория, снова зайдясь в приступе рвоты, гадая, что случилось с остальными. Но стоило ли спрашивать? Повсюду лежали тела, в основном детские, и сердце Виктории перевернулось от жалости. Они выглядели такими милыми, прекрасными даже в смерти, у некоторых даже глаза открыты! Рыдания матерей рвали душу.
– Немцы потопили ваш корабль, – пояснил Шон. – Торпедами. «Лузитания» пошла ко дну за восемнадцать минут. С тех пор прошло пять часов. Мы с братом подобрали вас на берегу, когда пытались спасти тех, кто выплыл. Но таких чертовски мало.
Он говорил со странным ирландским акцентом, и в другое время это немало позабавило бы Викторию.
– Эти проклятые подводные лодки вот уже несколько недель здесь рыщут. Чертовы ублюдки!
Виктория сразу же задалась вопросом, знал ли об этом капитан Тернер.
– Пойдемте, – велел Шон, – я помогу вам. Повезло, что остались живы.
Он поднял ее на ноги. Шелковые чулки куда-то исчезли вместе с обрывками платья. На ней остались только трусики и комбинация, а подол платья исчез. Правда, карман вместе с бумажником были еще на месте. Виктория даже не смутилась, когда молодой матрос почти притащил ее в пивную, где принимали выживших. Кроме того, городские власти открыли церковь, отель, муниципалитет, больницу и военно-морской госпиталь. На вокзале работал пункт, где раздавали чай. Жители делали для несчастных все что могли, а корабельная компания Купарда, которой принадлежал корабль, доставила две тысячи гробов.
Войдя в пивную, Виктория сразу же увидела знакомые лица и среди них капитана. Его и Маргарет Макуорт подобрал маленький пароходик «Блубелл».
– Милое платьице, – сухо сказала какая-то женщина, оглядев Викторию. Сама она была одной из немногих счастливиц, которой удалось спасти обоих детей, но все трое были совсем голыми. В углу комнаты другая незнакомка оплакивала мужа и малышей. Таких было куда больше. Бедняги гибли на глазах близких: тонули, падали под ударами тяжелых предметов, многим не удалось доплыть до берега. Кошмар наяву все продолжался. Виктория почти обезумела. Только бы удалось послать сестре телеграмму! Разумеется, она подвергает опасности себя и Оливию, но выхода просто нет! Необходимо дать ей знать, что она цела и невредима.
В полночь американский консул Уэсли Фрост принялся обходить места сбора уцелевших пассажиров и предлагать помощь. Виктория дала ему адрес Оливии и приписала несколько коротких строк. Сестра непременно поймет их смысл. Консул обещал сделать все возможное и поспешно удалился, отговорившись делами. На борту находилось сто восемьдесят девять американцев, но пока невозможно было сказать, сколько из них выжило. Приходилось иметь дело с истерически рыдающими людьми всех национальностей, измученными, серьезно раненными, стремившимися как можно скорее разыскать и известить родных.
– Я позабочусь обо всем как можно скорее, мисс Хендерсон, – пообещал он, вручая ей одно из одеял, пожертвованных добросердечными женщинами. Многие из спасенных были в лохмотьях или совсем голые, но никто не обращал на это внимания.
– Спасибо, я очень ценю ваше участие, – пробормотала Виктория, дрожа так сильно, что стучали зубы. Она все еще дышала с трудом: слишком наглоталась воды. Наконец ноги ее подкосились, и она опустилась на пол, прислонившись спиной к стойке бара. Удалось ли выплыть Алфреду Вандербильду? Она так его и не увидела…
И Виктория вдруг вспомнила о Джеффри, который чудом спасся в кораблекрушении. Ей отчего-то захотелось обнять его и Оливию, сказать, что теперь представляет, каково ему пришлось…
Она закрыла глаза, чтобы отсечь страшные картины, ужасные образы, забыть о женщине, корчившейся в родовых схватках как раз в тот момент, когда корабль тонул…
114 
