Особенно,... 
56 
Может быть, он обладает способностями, о которых и не подозревает, но время на выяснение этого истекло. И все же сама мысль о том, чтобы покинуть дворец, заставляла Гхэ скрежетать зубами. Бог-Река избрал его, как не избирал никого другого. Он дал ему жизнь и силы, чтобы служить ему, — ведь Рожденные Водой не могли, а жрецы не желали помочь Реке. Так кто же имел больше права на жизнь во дворце, чем Гхэ? Однако глупо так рисковать собой. Вполне можно спрятаться в Южном городе и съедать там столько черни — скорпов и гунгов, — сколько он пожелает. Жрецы Ахвена не найдут его там, да, пожалуй, и не станут обременять себя поисками.
Гхэ добрался до заброшенного дворика и оглядел потрескавшиеся и заросшие сорняками камни. Не в первый раз он гадал о том, почему эта часть дворца необитаема, почему ей позволено рассыпаться в прах. Однажды, когда он был еще ребенком, кто-то показал ему разделенную на отсеки раковину из глубин Реки. Это был конус, похожий на рог, а внутри у него оказались перегородки, так что отделяемые ими пространства становились все больше по мере приближения к широкому концу. Моллюск-трубач, назвали тогда обитателя раковины, и Гхэ удивлялся, слушая рассказ о том, как моллюск по мере роста добавляет к своему дому все большие залы, покидая те, из которых вырос. Это был обитатель вод, творение Реки. Не были ли и Рожденные Водой той же природы? Никто никогда не говорил Гхэ об этом; по крайней мере он такого не помнил.
Посередине дворика находилось углубление — колодец, куда бросали мусор и выливали грязную воду. Гхэ поднял закрывающую его решетку и спустился во тьму. Вскоре — шагах в двадцати от первой — оказалась вторая решетка; подняв и ее, Гхэ вылез наверх и добрался до своих апартаментов.
Этот дворик был теперь совершенно безжизненным. Когда Гхэ обнаружил его, тут все заросло сорняками; однако от одного мановения руки Гхэ они засохли, отдав влагу и жизнь пришельцу. Камень стал чистым и холодным, ничем не оскверненным.
Выходившие во дворик залы были тщательно изолированы от остальных дворцовых помещений; двери, ведущие в них, оказались не только заперты, но и заштукатурены, подобно отсекам раковины того странного существа.
Гхэ помедлил, прежде чем войти в комнату, ближнюю к выходу во дворик, где он спал. Кто все это ему рассказывал, кто показывал раковину? Какой-нибудь матрос на причале? Но это почему-то казалось неправильным. Может быть, женщина… Гхэ вспомнил старуху с улицы Алого Саргана, и у него перехватило горло. Возможно, это была она. Воспоминание ускользало.
Гхэ прокрался в комнату, стараясь не обращать внимания на голод, терзающий внутренности. Скоро придется снова искать пищу; похоже, он должен был убивать все чаще и чаще, по мере того как шло время. Может быть, действительно лучше переселиться в Южный город, где чудовища могли жить в безопасности.
Гхэ съежился на своей украденной где-то подстилке, как паук, размышляя, строя планы в ожидании наступления темноты.
Он почти уснул; тело его впало в оцепенение, но разум бодрствовал, перебирая те странные крохи знаний, которые он раздобыл.
Теперь Гхэ был уверен, что ему следует проникнуть в храм, хотя и не знал зачем. Там его господин, бог-Река, не сможет им руководить, потому что в пределах этой пародии на далекую гору он не способен видеть. Поэтому-то и нужен Гхэ: чтобы отправиться туда, куда не может пойти бог.
Разве не такова всегда была его роль — и джика, и до того уличного грабителя? Гхэ всегда отправлялся туда, куда другие идти не хотели. Когда он был ребенком — ради платы и добычи, когда стал джиком — ради чести и возможности вступить в орден. Чем наградит его за службу Река?
Конечно, ответ на этот вопрос был ему всегда известен: Хизи. Его наградой будет Хизи.
Такие мысли поглощали Гхэ, и он все еще размышлял о Реке и о Хизи, когда стена стала сотрясаться под ударами молотов, сопровождаемых высокими пронзительными звуками песнопений жрецов.
XII
ПОЖИРАЮЩИЙ ДЫХАНИЕ
Хизи слышала крики толпы, но их она слышала уже не первый день и в своем озабоченном, отстраненном состоянии совсем не обращала на них внимания. То есть не обращала до тех пор, пока Ю-Хан и Нгангата не втащили в ект безжизненное тело Перкара. Глаза его были закрыты, а из угла губ тянулась яркая струйка крови. Ноздри тоже оказались окровавлены, Перкар был бледен, и Хизи не могла понять, дышит ли он.
Хизи смотрела на него широко раскрытыми глазами, не находя, что сказать.
56 
