Последние отзывы

  47  

Часы в прихожей показывали без четверти шесть утра. Из кухни доносились звуки – миссис Браун готовила себе завтрак (она была ранней пташкой, а я почти никогда не просыпался раньше девяти). Я прокрался наверх, не дожидаясь, пока она выйдет и заговорит со мной. Хотелось лечь, заснуть и все забыть; я обессилел. Запер свою дверь, разделся, задернул шторы, глубоко вздохнул от изнеможения, заполз в пахнущую лавандой постель и погрузился в забвение.

Меня разбудил стук в дверь. Я сел в кровати. Глаза не открывались, голова болела. Стук повторился.

– С вами все в порядке? – раздался голос миссис Браун. – Не хотите позавтракать?

– Который час? – спросил я, держась за голову, словно это могло унять боль. Глаза болели, словно в них насыпали песка.

– Почти десять. Не желаете чашечку чая?

Я покачал головой.

– Нет. Я… не очень хорошо себя чувствую. Дайте мне поспать, миссис Браун. Не будите меня.

Из-за двери послышалось что-то вроде кудахтанья.

– Вчера вернулись поздно, да? Ну ладно, если захотите перекусить, позовите меня. Хорошо?

– Спасибо.

Я услышал удаляющиеся шаги и снова забрался под одеяло, в блаженную полутьму. Простыни больше не были прохладными и свежими, они противно липли к вспотевшему телу. Ворочаясь, я инстинктивно отворачивался от света. Лучше бы шторы были поплотнее – сквозь багряную ткань проникал солнечный свет, пусть и ослабленный, а по краям занавесей сиял радужный ореол, от чего мои усталые глаза болели еще сильнее. Распухшее горло тоже болело, лицо отекло. Я натянул одеяло на голову и уснул в этой неверной темноте, подобной сумраку склепа. И мне приснился сон.

Я снова был в склепе. Влажная ползучая тьма обнимала меня, запах могильной земли забивал ноздри; я обливался холодным потом и чувствовал голод, болезненными спазмами сжимавший мой пустой желудок, рождавший головокружительные безумные видения в мозгу. Этот голод был острее паники, сильнее вожделения, непреодолимее наркотической ломки. От него звенело в ушах и пересыхало во рту, а я ослабел. Повернувшись к свету в дальнем углу, я отпрянул, хотя тонкие лучи, проникавшие внутрь, были едва заметны. Голод гнал меня вперед. Я покинул прохладный уютный мрак, положил руку на ворота и остановился. Возле одной из могил спиной ко мне стояла на коленях девушка. Ее тонкие плечи окутывала шаль, пряди светлых волос выбивались из-под платка и трепетали от дуновения ветерка.

Голод навалился на меня, как огромный зверь; я зашатался. Невольно облизнул пересохшие губы. Вытер о штаны вспотевшие ладони и подошел ближе. Девушка молилась; она не обернулась, когда я встал позади нее, не шевельнулась, когда я протянул руку, едва не коснувшись ее лица. Я ощущал ее тепло; шея, видневшаяся в узком просвете между платком и шалью на плечах, была бледной, сквозь прозрачную кожу я видел тонкий узор вен – живые реки и ручьи инопланетного пейзажа. Я потянулся к ней, развернул к себе, воображая, что она вскинет голову, распахнет глаза, откроет рот, готовая закричать… но ничего подобного не произошло.

Девушка улыбалась, раскрыв мне объятия. В огромных лиловых глазах на бледном изящном лице я узрел голод, подобный моему. Это была Розмари.

Я медлил. Во сне я не ведал страха, только голод. Я поймал ее за запястье, и мой взгляд скользнул по обнаженной руке, по чувственным рекам вен.

– Дэниел! – Голос Розмари был хриплым и сладострастным.

При взгляде на нее у меня перехватило дыхание. Никогда, никогда я не видел такой красоты. Розмари снова улыбнулась, подняла тонкую руку и прижала ладонь к моей щеке.

– Что со мной происходит? – Я спрашивал самого себя, но смотрел в глубь ее глаз.

– Люби меня, – прошептала Розмари.

Я чувствовал на губах ее теплые пальцы, вдыхал странный возбуждающий аромат: сладкая смесь лаванды и густой горячей крови.

– Боже мой! – воскликнул я невнятно, потому что запястье Розмари было прижато к моим губам.

Я обнял ее. Рыжие волосы закрывали мне лицо, стройное тело казалось таким легким, пульс бился у самых губ…

– Люби меня.

Резким рывком я выкрутил ее руку, повернул тыльной стороной к себе: кожа была гладкой и солоноватой. Я глубоко вгрызся в упругую, как кожура, плоть, а потом хлынула кровь, чистая и соленая. Я захлебывался от нетерпения, припадал к ране, по-собачьи вылизывал ее. Кровь тонкой струйкой стекала из угла моего рта, пробуждая воспоминание… я не мог до конца понять о чем. Неровные края раны имели металлический привкус, и я просовывал между ними язык, чтобы ощутить живую пульсацию крови, задыхался от неимоверного наслаждения и жажды. Я помню этот вкус. Помню узор каждой линии и вены на этом запястье. Могло ли мне присниться такое? Или я сошел с ума? Кровь была силой, самой жизнью. Я лихорадочно и опасливо лакал ее, зная, что в любой момент Розмари может лишить меня милости, оставить без утоления и надежды.

  47