257 
— Он вбил себе в голову сумасшедшую идею и хочет быть артистом, выполняющим этот номер, — объяснил Фарук.
— Это действительно дурацкая идея, — сказала женщина, строго посмотрев на калеку.
Артистка взялась рукой за подаренный медальон и легонько потянула его к себе. Доктор Дарувалла отчетливо увидел ее руки, большие и сильные, как у мужчины. Ему стало неприятно — они заставили его вспомнить руки второй миссис Догар, то, как они нервно шарили по скатерти на столе, похожие на лапы тигра.
— Даже Сай Баба не спасает артиста под куполом от падения, — сказала Ганеше миссис Бхагван.
— Тогда что же спасает вас? — спросил ее мальчик.
Артистка показала им свои ноги. Под длинной юбкой сари ее голые ноги оказались до странности грациозными и даже хрупкими по сравнению с руками. Однако верх ступни и передняя часть лодыжки были настолько стертыми, что нормальная кожа там исчезла. Эти места покрывали шрамы, морщины и трещины.
— Вот, потрогай ноги. И вы тоже, — обратилась миссис Бхагван к мальчику и доктору.
Дарувалле никогда не доводилось дотрагиваться до слона или носорога. Он лишь в воображении представлял их крепкую кожаную шкуру. Доктор тут же профессионально решил, что порекомендует миссис Бхагван пользоваться каким-нибудь лосьоном или кремом и накладывать их на свои бедные ноги, чтобы прошли эти страшные трещины. Однако вовремя сообразил: если кожа на ногах заживет, то образуются мозоли, а с ними актриса перестанет ощущать касание веревочной петли к стопе. Растрескавшаяся кожа вызывала у нее боль, но эта же боль была для нее сигналом, говорящим о том, что ноги безопасно помешены в петли и все идет правильно. Без такой боли миссис Бхагван останется только ее зрение. А для такого номера два источника информации о происходящем — боль и зрение — оказывались лучше, чем один.
Ганешу, казалось, не смутили ни ноги артистки, ни прикосновение к ним. Глаза его заживали и с каждым днем прояснялись. Теперь наполненный ожиданием взгляд калеки, излучая свет надежды, свидетельствовал о его несокрушимой вере в свое будущее. Он был убежден, что сможет ходить вверх ногами под куполом цирка. Одна его нога для этого уже готова. Дело остается за тем, чтобы подготовить и вторую.
Иисус на стоянке автомобилей
Гаутама просто сошел с ума, увидев миссионера, поскольку бинты на нем оказались даже белее его кожи. К тому же кокетливая Мира высунула свою длинную руку сквозь прутья клетки, словно просила Мартина обнять ее. Гаутама ответил на это тем, что с силой пустил струю мочи в направлении миссионера. Мартин справедливо полагал, что ему лучше уйти, а не стоять и провоцировать другие обезьяньи выходки, однако Кунал попросил, чтобы иезуит остался. Дрессировщик решил проучить Гаутаму. Чем более бился шимпанзе, видя миссионера, тем сильнее избивал его Кунал. По мнению Мартина, психологическая основа обучения Гаутамы имела изъяны, однако иезуит подчинился инструкциям дрессировщика.
В клетке обезьяны имелась старая покрышка со стертой резиной, которая раскачивалась на веревке. В гневе Гаутама швырял эту покрышку на стенки клетки, потом ловил ее и вонзал свои зубы в резину. В ответ Кунал совал сквозь прутья бамбуковый шест и бил им шимпанзе. Мира в это время перекатывалась на спине.
Когда доктор Дарувалла нашел миссионера, Мартин Миллс стоял с потерянным видом, наблюдая за драмой шимпанзе. Выглядел он столь виноватым и готовым к компромиссу, будто сам являлся преступником.
— Боже мой, почему вы здесь, почему не уходите? Тогда он быстро успокоится, — сказал доктор.
— Именно так я и думаю, однако дрессировщик попросил меня остаться, — объяснил иезуит.
— Он тренирует вас или шимпанзе? — спросил Фарук Мартина Миллса.
Прощание миссионера с Ганешей проходило под аккомпанемент криков и завываний шимпанзе-расиста. Вряд ли такая встряска прибавила Гаутаме жизненного опыта. Двое мужчин пошли вслед за Раму к его машине. Они продвигались мимо клеток с сонными Или ворчащими львами, с такими же безвольными и невеселыми тиграми. Бесшабашный водитель провел пальцем по прутьям клетки этих крупных кошек. Сразу же высунулась наружу лапа с выпушенными когтями, однако Раму успел отдернуть руку.
— Еще час до вашего обеда, целый час! — пропел Раму львам и тиграм.
Казалось, их отъезд из цирка «Большой Голубой Нил» сопровождают одни издевательства и даже подчеркнутая жестокость. Доктор Дарувалла бросил взгляд на удалявшуюся фигуру мальчика-калеки. Прихрамывая, Ганеша возвращался к палатке поваров. Судя по его походке, правая пятка берет на себя нагрузку, в два-три раза превышающую вес мальчика. Подобно стопе кошки или собаки, сустав и пятка его правой стопы никогда не касались земли. Неудивительно, что мальчишка загорелся ходить вверх ногами под куполом цирка.
257 
