Особенно,... 
88 
Судя по всему, человек лежал в песчаной могиле уже давно. Ну и пусть спит дальше. Недостойно правоверного глумиться над останками.
А в данном случае — недостойно вдвойне.
— Заройте его обратно, — бросил поэт, и, пока дэвы усердно трудились, заново погребая мертвеца, едва слышно шептал слова молитвы.
— Кто это был? — решился нарушить скорбное молчание Гургин, когда они наконец продолжили путь. — Кто это был, мой шах? Знакомый? Друг? Земляк?
— Я, — просто ответил Абу-т-Тайиб.
И зашагал быстрее.
- …где бессильны все старанья на пороге умиранья,
- и последней филигранью отзовется мир за гранью;
- где скала взамен айвана, и шакал взамен дивана,
- где погибель пахлавану — там пути к Мазандерану.
Как и обещал Дэв, они шли путями неисповедимыми, пока солнце не перевалило за полдень. Впрочем, Абу-т-Тайиб теперь ни в чем не был уверен — ни во времени суток, ни в солнце, мерявшем горбатый небосвод заячьей скидкой, подло нарушая заведенный Аллахом порядок. Да что там солнце, время, минуты и часы?! — пожалуй, сейчас поэт вообще затруднился бы ответить, какой ныне стоит на дворе век от бегства пророка Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует!). И на каком дворе? Кабирском? Дар-ас-Саламском? Медногородском? Мазандеранском? Или еще каком…
После встречи с собственным трупом, мирно спавшим в песках пустыни, что-то сдвинулось в голове поэта, и он сомневался во всем на свете — одновременно будучи готовым поверить во что угодно. Что он находится в раю. Или в аду. Или в стране джиннов. Или перенесся в эпоху легендарной джахилийи.
Я никогда не рождался?!
Верю.
За время их дальнейшего пути соринка еще дважды или трижды попадала в глаз миру — Абу-т-Тайиб уже перестал обращать внимание на подобные мелочи. Пустыня вновь сменилась горами, и дэвы вдруг забеспокоились, с опаской зыркая по сторонам. Вскоре из-под очередной каменной осыпи наполовину выглянул обглоданный костяк странной твари; судя по толщине костей и плоскому черепу с вызывающими уважение клыками, а также по сохранившимся кое-где остаткам чешуи, опасения великанов были небезосновательны. При встрече с обладателем такого черепа могло не поздоровиться и дэву! Так что, когда мир благожелательно мигнул снова, и дэвы успокоились, Абу-т-Тайиб облегченно вздохнул вместе со всеми.
За лаврами драконоборца он отнюдь не гнался.
Потом справа открылась степь, бескрайняя степь хургов, или не хургов, но там паслись честные кони и возле юрт курились честные костры; а еще одинокий всадник несся по одуревшей от полуденного зноя степи. Белый растрепанный хвост мотался из стороны в сторону, привязанный под наконечником его короткого копья с красным древком; лицо под высоким чешуйчатым шлемом окаменело в безразличии ко всему, кроме бьющейся под копытами земли; и бурая пыль степей, зловещая пыль дурного вестника, некоторое время еще гналась за распластанным конем, и, не догнав, покорно опускалась, оседала, растворялась в потревоженном покое…
- Где вы, сильные? Пора нам в путь по городам и странам,
- где сшибаются ветра на перекрестке возле храма,
- где большим, как слон, варанам в воздухе пустыни пряном мнится пиршество заране;
- где в седло наездник прянет…
А потом они пришли!
Вот еще недавно все двигались по дну очередного ущелья, бока теснины скрыли от взоров и степь, и пустыню — или что там сейчас лежало у подножья этих бесконечно меняющихся гор?! — и вдруг перед ними гостеприимными створками дверей-скал распахивается обширная котловина, по дну которой весело журчит речушка-подросток.
Отвесные стены, окружавшие котловину, были изрезаны грубо вырубленными в скалах каменными ступенями. А выше темнели десятки и сотни темных нор, напоминавших ласточкины гнезда. И до поэта не сразу дошло: это расстояние морочит ему голову, играя злую шутку.
Ласточкины гнезда?! Входы в пещеры имели от двух до пяти человеческих ростов в поперечнике!
Жилища дэвов.
Пещерный город.
Легендарный Мазандеран.
- …и взлетит петля аркана, и ударит рог тарана, и взорвется поле брани…
- Встретимся в Мазандеране!
— А вот и эта самая Дыра, твое шахское! — радостно сообщил верный Дэв, возникая рядом. — Видал, сколько их тут — дыр-то этих?!
КАСЫДА ПРИЗРАКОВ
- Ветер в кронах заплакал, берег темен и пуст.
- Поднимается якорь, продолжается путь.
- И бродягою прежним, волн хозяин и раб,
- К мысу Доброй Надежды ты ведешь свой корабль —
- Где разрушены стены и основы основ,
- Где в ночи бродят тени неродившихся слов,
- Где роптанье прибоя и морская вода
- Оправдают любого, кто попросит суда.
- Где забытые руки всколыхнут седину,
- Где забытые звуки огласят тишину,
- Где бессмыслица жизни вдруг покажется сном,
- Где на собственной тризне ты упьешься вином,
- Где раскатится смехом потрясенная даль,
- Где раскатится эхом еле слышное «Да…»
- Но гулякой беспутным из ночной немоты,
- Смят прозрением смутным, не откликнешься ты —
- Где-то, призраком бледным, в черноте воронья,
- Умирает последней безнадежность твоя.
Глава четвертая,
где шаха приветствуют дэвы во всем своем разнообразии; а также выясняется, сколько может собраться шахов в одном отдельно взятом Мазандеране, но ни словом не упоминается о том, почему одни дэвы похожи на людей, а другие — на чудовищ, и можно ли вернуть последним человеческий облик?
1
…Протяжный, оглушительный, душераздирающий и еще шайтан знает какой вопль огласил котловину. Поначалу Абу-т-Тайиб невольно вжал голову в плечи. Однако, видя, что сопровождающие его дэвы обращают на вопль меньше внимания, чем змея — на шорох собственной чешуи, поэт тоже успокоился.
88 
