89 
— Вообще-то, я всегда выливаю его в нужник. Я знаю, что это напрасная трата хороших продуктов, и что есть множество голодающих детишек, которые не отказались бы от чашки теплого молока на ночь. Но мое молоко им не подойдет, потому что в него моя мать заставляет горничную добавлять лекарства, чтобы меня усыпить.
— Зачем? — недоверчиво спросила Тиффани.
— Она считает, что мне это нужно. Хотя, на самом деле нет. Ты даже представить себе не можешь, что это такое. Это словно тюрьма.
— Что ж, думаю, что теперь знаю, — сказала Тиффани.
Девушка в постели снова начала плакать, и Тиффани пришлось шикнуть на нее, чтобы она замолчала.
— Я не хотела доводить все до подобного, — призналась Летиция, сморкаясь, будто трубя в рог. — Мне всего лишь хотелось, чтобы ты нравилась Роланду поменьше. Ты не можешь себе представить, что значит быть мною! Все, что мне разрешают делать, это рисовать, и то только акварелью. Никакого угля!
— А я-то ломала голову, — рассеяно заметила Тиффани. — Роланд как-то переписывался с дочерью лорда Дайвера, Йодиной, так она тоже все время рисовала акварелью. И я все никак не могла взять в толк, это что — какой-то вид наказания?
Но Летиция не слушала.
— Тебе не нужно сидеть и рисовать. Ты можешь улететь, куда вздумается. — говорила она. — давать поручения людям, заниматься интересными вещами. Ха, когда я была маленькой, мне хотелось стать ведьмой. Но к несчастью у меня светлые волосы и худое телосложение. Что в этом хорошего? Такие девушки как я, не могут быть ведьмами!
Тиффани улыбнулась. Они говорили по душам, и было важно оставаться заботливой и дружелюбной, пока подружка не разразилась вновь слезами и их обоих не утопила.
— В детстве у тебя была книжка со сказками?
Летиция вновь высморкалась:
— О, конечно.
— Там случайно не было на странице семь такой пугающей картинки с гоблином? Когда до нее доходили, я всегда закрывала глаза.
— Я всего его закрасила черным карандашом, — тихим голосом призналась Летиция, словно это признание было большим облегчением.
— Ты меня невзлюбила. Поэтому ты решила сотворить мне назло какое-то волшебство… — очень тихо сказала Тиффани, потому что в поведении Летиции было нечто хрупкое. Девушка потянулась за новой порцией бумаги, но оказалось, что поток слез временно иссяк. Но тут же выяснилось, что это именно временно.
— Мне так жаль! Если б я только знала, я бы ни за что…
— Возможно, мне следовала тебе сказать, — продолжила Тиффани: — о том, что Роланд и я, мы… просто друзья. Более или менее, но единственные друзья, которые есть у нас обоих. Но в какой-то мере это неправильная дружба. Мы не сами подружились, а обстоятельства сложились так, что нас толкнуло к друг другу. И мы этого не понимали. Он был сыном Барона, а раз ты знаешь, что ты сын Барона, и всем детям в округе известно, как нужно себя вести с его сыном, то тебе мало с кем остается поговорить. И была я. Я была достаточно смышленой девочкой, чтобы стать ведьмой, и должна сказать, подобная работа не способствует социальной стороне жизни. Если хочешь знать, двое человек выкинуты из общества, хотя их сущность родственна. Теперь я это поняла. К сожалению Роланд понял это первым. Вот и вся правда. Я — ведьма, а он Барон. А ты скоро станешь баронессой, и тебе не стоит беспокоиться, если ведьма и барон, для взаимной пользы, поддерживают добрые отношения. Вот и все. Точнее все, что было, или вернее, даже не то что было, а только призрак того, что могло бы быть.
Она увидела, как по лицу Летиции, подобно восходу солнца, начало путешествие чувство облегчения.
— Это моя правда, мисс, и в ответ я хотела бы тоже услышать правду. Послушай, может нам выбраться отсюда? Боюсь, что сюда в любой момент могут ворваться стражники и упрячут меня туда, откуда я уже не смогу выбраться.
Тиффани пристроила Летицию на помело за спиной. Девушка поерзала, но только охнула, когда помело легко спорхнуло из окна башни, проплыло над деревней, и опустилась в поле.
— Ты заметила летучих мышей? — спросила Летиция.
— О, если летишь не быстро, они часто вьются вокруг метлы, — ответила Тиффани. — На самом деле, им бы от него прятаться. А теперь, мисс, когда мы обе вдали от посторонних глаз и помощи, расскажите мне, что же вы сделали, чтобы люди стали меня ненавидеть.
Лицо Летиции исказилось от страха.
— Нет, я ничего тебе не сделаю. — Добавила Тиффани. — Если бы хотела, то давно бы уже сделала. Но я хочу очистить свое имя. Поэтому скажи, что ты сделала.
89 
