Последние отзывы

  95  

Второй студент тряс головой и прикрывал рот ладонью, чтобы не смеяться слишком громко.

Лектор, оказавшийся далеко впереди нас, советовал всем сохранять спокойствие и разрешить соответствующим властям покончить с этим скандалом и взрывом озлобления, ибо всем известно, что во всей Флоренции не нашлось бы художника более значительного, чем Фра Филиппо, и что Козимо в конце концов наведет порядок.

– Ему вечно досаждают, – сказал студент, стоявший рядом со мной.

– Досаждают, – шептал я. – Досаждают. – Предо мной снова предстало его лицо, – монах, промелькнувший перед глазами много лет тому назад в доме Козимо на виа Ларга; мужчина, неистово отстаивавший свою свободу лишь для того, чтобы немного побыть с женщиной. Я чувствовал, как во мне назревает совершенно незнакомое ощущение, приступ смутного страха. – Ох, не следовало бы им снова причинять ему зло.

– Достойно удивления, – произнес спокойный голос мне на ухо. Я обернулся, но не увидел никого, кто мог бы разговаривать со мной.

Урсула оглянулась.

– Что случилось, Витторио?

Но я узнал этот шепот, и он повторился, бестелесный и доверительный:

– Достойно удивления, где были его ангелы-хранители в тот день, когда Фра Филиппо совершил столь безрассудный поступок?

Я обернулся в поисках источника этого голоса. Люди поворачивались ко мне спиной и жестами выражали раздражение по поводу моего странного поведения. Я схватил Урсулу за руку и направился к выходу.

Лишь когда мы оказались снаружи, на площади, сердце мое перестало биться учащенно. Я даже не представлял себе, что, обогащенный этой новой кровью, смогу ощущать такое беспокойство, страдание и страх.

– Ох, он сбежал с монахиней, чтобы изобразить Деву! – горестно всхлипнул я.

– Не плачь, Витторио.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном, как со своим младшим братишкой! – вспылил я и тут же устыдился. Она была потрясена этими словами, будто я ударил ее по лицу. Я приложил к губам ее пальцы и поцеловал их. – Прости меня, Урсула, прости меня.

Я молча тащил ее все дальше от собора.

– Но куда мы идем?

– К дому Фра Филиппо, в его мастерскую. Не расспрашивай меня по пути.

Справившись о дороге и пройдя по узкой улочке, всего через пару минут мы оказались перед заколоченными дверями, и я не увидел в доме света, за исключением окон на третьем этаже, словно ему с невестой пришлось спасаться бегством на такую высоту.

Никаких признаков столпотворения перед домом не было.

Но внезапно из кромешной тьмы в запертые двери полетел ком грязи, потом еще, и еще, и еще… а затем последовал град камней. Я отпрыгнул в сторону, заслоняя Урсулу, и увидел какого-то прохожего, который после очередной атаки камнями ринулся вперед и разразился градом ругательств прямо перед входом в мастерскую.

Наконец, прислонившись к противоположной стене, я тупо уставился в темноту и услышал звучные удары церковного колокола, пробившего одиннадцать часов. Это означало, что все горожане должны покинуть улицы. Урсула подчинялась мне молча и ничего не говорила, но тоже заметила, как и я, взглянув вверх, что последний свет погас в комнатах Фра Филиппо.

– Это моя вина, – проговорил я. – Я отобрал у него ангелов, потому он и попал в эту безрассудную переделку. Подумать только! Ведь я поступил так лишь ради того, чтобы наверняка обладать тобой, так же как он завладел своей монашкой!

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Витторио, – сказала она. – Какое отношение ко мне имеют все эти священники и монахини? Я не сказала ни единого слова, чтобы оскорбить тебя, никогда не делала ничего подобного, но сейчас не стану молчать. Нечего стоять и проливать слезы над этими смертными, которых ты любил когда-то. Теперь мы вступили в брак, и никакой монашеский обет, никакое богослужение не сможет нас разлучить. Уйдем отсюда, а если ты захочешь показать мне при свете фонарей чудеса этого художника, приведи меня туда, приведи меня посмотреть на ангелов, о которых ты говоришь, – на тех, что нарисованы красками и маслом.

Меня отрезвила и поразила ее решительность. Я снова поцеловал ей руку, признав, что провинился перед ней. Потом прижал ее к сердцу.

Не представляю, как долго мы там простояли. Прошли мгновения. Я слышал звуки текущей воды и отдаленных шагов, но больше ничего существенного не происходило, ничего значительного в густой тьме переполненной горожанами Флоренции, с ее четырех – и пятиэтажными дворцами, с ее полуразрушенными башнями, с ее храмами и с тысячами тысяч спящих душ.

  95