234 
— Бред! — воскликнул Катон. — Он же не думает, что мы это примем! Ничего более абсурдного я никогда не слыхал!
— То же сказал и Цицерон, — кивнул молодой Луций Цезарь. — Совершенный абсурд.
— И где же это ты встретился с Цицероном? — с вкрадчивой мягкостью спросил Лабиен.
— На его вилле, недалеко от Минтурн.
— Минтурны? Странный, однако, ты выбрал маршрут!
— Нам нужно было помыться. Наше пребывание у Цезаря чересчур затянулось. От нас дурно пахло.
— И как это я сам не сообразил? — вяло спросил Лабиен. — От вас, значит, пахло. А от Цезаря пахло? Или от его офицеров?
— От Цезаря — нет. Но он моется ледяной водой!
— Правильно делает. Только так можно добиться, чтобы от тебя хорошо пахло в военную пору.
Помпей громко кашлянул.
— Прекратите. Ну что ж, теперь мы имеем его условия. Он предъявил их официально, какими бы абсурдными они ни были. Но я согласен с Катоном. Он не относится к ним серьезно, а просто тянет время.
Он крикнул:
— Вибуллий! Сестий!
Вошли два префекта: Луций Вибуллий Руф, инженер, и Сестий, кавалерист.
— Вибуллий, поезжай в Пицен, найди там Лентула Спинтера и Аттия Вара. Убеди их как можно скорее выступить против Цезаря. У него только две когорты, поэтому они смогут его побить — если им удастся объяснить это своим солдатам! От моего имени заставь их сделать это.
Вибуллий Руф отсалютовал и ушел.
— Сестий, ты едешь к Цезарю. Скажешь ему, что его условия неприемлемы, пока он не освободит незаконно занятые города и не вернется в Италийскую Галлию. Эти шаги с его стороны я приму как знак доброй воли. Подчеркни, что никакие соглашения невозможны, пока он опять не пересечет Рубикон.
Публий Сестий, префект кавалерии, отсалютовал и ушел.
— Вот хорошо! — сказал довольно Катон.
— Что Цезарь подразумевает под словами «господство террора»? Какое еще господство террора? — спросил Метелл Сципион.
— Мы с Росцием думаем, — сказал Луций Цезарь-младший, — что имеется в виду паника в Риме.
— Ах, это! — фыркнул Метелл Сципион.
Помпей прочистил горло.
— Итак, уважаемые сенаторы, наши пути расходятся, — сказал он с большим удовлетворением, чем Катон и Метелл Сципион, вместе взятые. — Завтра мы с Лабиеном отбудем в Ларин. Шестой и пятнадцатый уже на марше. Консулы, вы поедете в Капую, чтобы ускорить вербовку. Если увидите Цицерона, скажите ему, чтобы взялся за ум. Чем он занят в Минтурнах? Уж конечно, не делом! Наверное, строчит письма Аттику и боги ведают кому еще!
— А из Ларина, — поинтересовался Катон, — ты пойдешь на север к Пицену?
— Там посмотрим, — ответил Помпей.
— Я понимаю, консулы нужны в Капуе, — сказал Катон, оживляясь, — но мы, разумеется, едем с тобой.
— Нет, не едете! — Помпей выпятил подбородок. — Вы тоже отправитесь в Капую. У Цезаря там пять тысяч гладиаторов, их надо как-то рассеять. К сожалению, у нас нет тюрем, но вы, полагаю, все-таки разрешите эту проблему. В Ларин меня будет сопровождать только Тит Лабиен.
Это правда, что Цицерон тянул время и никакой вербовкой не занимался, ни в Минтурнах, ни тем более в Мизене, куда успел уже перебраться со всей своей свитой, которую составляли Квинт Цицерон, Квинт Цицерон-младший и его собственный сын Марк. Плюс двенадцать ликторов с фасциями, перевитыми лавром, ибо Цицерон был триумфатором, еще не удостоившимся триумфа. Очень надоедает, когда твои родичи все время мельтешат где-то рядом, но постоянное присутствие сытого и разряженного эскорта усугубляет эту докуку втройне. Цицерон не имел права и шагу сделать без этих ребят. Малиновые туники, перехваченные широкими кожаными поясами, медные, начищенные до блеска эмблемы, топорики в фасциях из тридцати прутьев — импозантно, конечно. Но все это не для серьезных, обремененных раздумьями о судьбе государства людей.
В Мизене странствующего мыслителя посетил не кто иной, как многообещающий молодой адвокат Гай Требатий Теста, уже оставивший службу у Цезаря, но глубоко впитавший в себя дух, царивший в его окружении. Он пришел просить Цицерона вернуться в Рим, который очень нуждался в умных и проницательных консулярах.
— Я никуда не поеду по приказу изгоя! — возмущенно ответил ему Цицерон.
— Марк Цицерон, Цезарь отнюдь не изгой, — возразил умоляющим тоном Требатий. — Он просто хочет восстановить свое попранное достоинство и не желает Италии зла. Наоборот, он полагает, что его присутствие в Риме обеспечит всем римлянам долгожданный покой.
234 
